Сибирские огни, 1967, № 4

— Ивушкин... здесь ли? — спросила наконец она. — Что случилось? — Бакланов тронул ее за потное жаркое плечо. — Ивушкина бы... Ох, Коленька!.. Родить Феша собралася. С утра ишо, видать, мучилася, а виду не подавала. Смышлености-то бабьей нету. Впервой. А тута приспичило. Покрикивать стала... Господи! Аку­ шерка-то в отпуске, по городу шатается. Везти ее куда? Семена нету. Роман на бригаде. Господи! Перепужалася я. Николаша... ты... это... ты не поминай зла. Выищи, голубчик, на чем ехать ей в больницу. Сердце у меня захолонуло. Ох... господи! Николаша! Ить Феша, ить... Я ить знаю... Знат материнско сердце... Женщина качнулась к Бакланову, и он близко увидел ее карие почти Фешины глаза в нестерпимом испуге, в неловкой и отчаянной мольбе. — Вы тут обождите, Евдокимовна... Постойте тут. Я узнаю. Бакланов повернулся и сначала пошел, потом побежал к мастер­ ской. — Одна то есть полуторка... Нету других средств транспорта,— наливаясь готовностью помочь, говорил Ивушкин. Лысина его вспоте­ ла.—Рожает, значит, председателева жена!—ухмыльнулся он.—Пер­ венец, значит... От, ястри тебя. В деды значит Романа. Смехи.— Ивуш­ кин икнул. Только теперь Бакланов понял, что механик пьян.— Нету шоферов. Сам я... Мы там сейчас...— Ивушкин вытер лысину и заду­ мался, глядя мимо. — Где полуторка? — спросил Бакланов.—Ну?! — Мигом я,— Ивушкин опять вытер лысину ладошкой. Белесые редкие ресницы его дрожали... Рабочие — трое — уже стояли рядом... — Где полуторка? — спросил их Бакланов. — На ферме кукурузу возит... А черт! —Николай побежал из мастерской. Он нашел полуторку у силосной ямы, высадил мальчишку-шофераг сел за руль. Уже на полпути вспомнил о Евдокимовне. Ладно, дойдет... Большой дом Муравьева был тих и пуст необычайной тишиной и пустотой. Что-то совершалось в этой пустоте. Нерешительно вступил Бакланов на порог. Он и не был никогда в этом доме. Прошел через сени, переступил через порог раскрытой двери, вошел в большую кухню. Миновал ее. -— Феша! — позвал он тихо. И громче: — Феша! Феша! Он прислушался. И вдруг откуда-то из комнат, нарастая и расши­ ряясь, заполняя дом, послышался крик, вопль: — О-о-о... О-о-о-о... У-у-у... Бакланов содрогнулся и через секунду побежал на этот крик... У окна, положив руки на стекла ладонями, растопыренными тон­ кими пальцами, вытянувшись, стояла Феша. Волосы спутались, текли по спине. Волнистые каштановые, знакомые... — Феша... Она оглянулась. Испугалась всем существом, лицом, глазами. Но сразу забыла обо всем... Согнулась, переломилась, — О-о-о... У-у-у... Он не узнал ее лица, когда подбежал к ней. Искажены болью тон­ кие любимые черты. Она хваталась за него руками, приникала к нему. Ее страдание вошло в Николая и стало его страданием. Он взял ее и понес, слыша нестерпимый, сквозь зубы, натужный стон.. — Сейчас! — говорил он.— Сейчас! Потерпи... Сейчас... 24