Сибирские огни, 1967, № 4

действительности, не гонится за ее улыбкой, умея видеть светлое и в годину самых грозных испытаний. Оптимизму учили меня Те, В войну, на буренках оратаи,— вспоминает поэт, учившийся оптимизму и у ребят военных лет, умеющих посмеяться «,над непросохшими слезами», и у новобран­ цев, идущих в бой «на рассвете холодного дня». Этот трудный, но зато по-настоящему надежный — хочется сказать, справедли­ вый — оптимизм позволяет И. Фонякову в одном стихотворении сопрячь такие, каза­ лось бы, несовместимые явления, как оче­ редь блокадных лет за хлебом — И —в века уходящая, Тихая и святая Очередь — К Ленину, В Мавзолей. («Очереди») Поэт задумывается над множеством различных судеб и, словно бы «примеряя» к себе чужие жизни, делает неожиданный — и в то же время закономерный — вывод: Жизнь, быть может, вдвойне фекрасна Тем, что присутствует в ней незримо, Как растворенный кристаллик соли. Возможность других, непохожих жизней. («А я бы мог полюбить, наверно...») Впрочем, справедливости ради надо за­ метить, что в сборнике встречаешь стихи, где верная и точно сформулированная мысль не становится фактом поэзии. Тако­ во, скажем, стихотворение «Время», которое ни в чем не убеждает; образное раскрытие темы в нем подменено откровенной декла­ ративностью. Поэт ограничивается лишь изложением бесспорных истин: да, конечно, «последние известия плывут на радиоволне. Они плы­ вут, их много-много, и что скрывать — порой в ответ во мне рождается тревога... Тревога —да. А страха—нет. Я не один, я здесь — со всеми, с кем связан жизнью и судьбой. Мне важно быть, Большое Время, наедине с самим тобой». С точки зрения «соответствия фактам», здесь все верно: именно так реагируют со­ ветские люди на происки врагов мира Но в этих строках нет неповторимости чувства, она, эта неповторимость восприятия, под­ менена рационалистичностью. И не спасает положения то, что автор пишет слова «Большое Время» с большой буквы. Подчас И. Фоняков ограничивается пе­ речислением внешних примет, «принуждая» стихотворение в какой-то степени исполнять несвойственные ему функции очерка или даже статьи. Из стихотворения «Мои това­ рищи в дверь стучатся...» мы узнаем: Рабочий, поэт, инженер, геолог; Они вторгаются шумной стаей. И толстые книги снимают с полок, И стоя, невежливо их листают Как будто отражена конкретная жиз­ ненная подробность, но «перечислитель- ность» заставляет воспринимать героев стихотворения, как «вообще рабочего», «вообще инженера» и т. д.; это впечатление еще усиливается и тем, что автор далее за­ мечает: С теплого юга, из тундр суровых, Из шумных столиц и глухих селений — Они привозят из командировок Тома незаписанных впечатлений. Такие строфы придают верному по_ за­ мыслу стихотворению оттенок «статейно- сти», стирают образную силу художествен­ ных подробностей. Проходным, несущественным кажется стихотворение «Арбузы», в котором не ощущается манера, свойственная поэту. Живописные детали в этом стихотворении как раз не вызывают возражений — мы ви­ дим и «зеленую планету арбуза», и «ново­ лунья в зеленой корочке, в белой изморози- росе». Но случаен, необязателен вывод — «о, если б так же было просто любые радо­ сти делить» (как ломти арбуза); столь же произвольна и «констатационная» концов­ ка второй части этого стихотворения — «Были всякие в жизни случаи... Но к добру не утратя вкус, с твердой верой в самое лучшее разрезаем новый арбуз!» Весь мир — его краски, его цве­ та — и. Фоняков воспринимает через чело­ века. Для поэта самое важное не в цвете глаз — синем, сером или черном, он видит глаза «цвета радости, цвета горя». И хотя я полностью согласен с мыслью И. Фонякова, что дороже всего «безжалост­ ная доброта», рожденная верой в челове­ ческие возможности, я почти не касался просчетов сборника не из-за «благодушно­ го равнодушья»: просто их очень немного в книге. Мне показалось важнее сказать о том, что делает ее одной из самых инте­ ресных поэтических книг года. Если прежние сборники И. Фонякова позволяли многого ждать от него в буду­ щем, то книга «Начало тревоги» показала, что поэт вступил в пору «главного возра­ ста» —пору исполнения обещаний. И. П и т л я р НЕВЕРОЯТНАЯ ИСТОРИЯ С КОЗАОТУРОЛ\ В рассказе Фазиля Искандера «Тринад­ цатый подвиг Геракла» есть такое откровенное высказывание: «Конечно, слишком бояться выглядеть 180