Сибирские огни, 1967, № 4
та тьям а эонмарова страда Р О М А Н 21 Кружатся, кружатся вагонные колеса, режут спелую землю, как пшеничный каравай. Мелькают, сливаются в одну линию красные ваго ны теплушек. Никак не прочтешь, что там за белые строчки на них, о чем? И только на станции, когда из дверей теплушек выльется разом, брызнет на перрон стоусто звенящая ватага парней и девчат, можно наконец-то прочесть: «Дикую привычку к барству бросьте! Едем на целину, а не к теще в гости». «Книги оставь, прочь из аудитории! Иди рядовым в армию комбайнерии». И сразу все ясно. Студенчество едет на уборку! В одной из вагонных теплушек, широко раскрывая в песке белозу бый рот, едет Саша Серебровский. Все внове для него, первокурсника,— и вызывающе озорные слова песен, и чувство доверчивого и безогляд ного студенческого братства, и восхитительная независимость, котррую так остро переживает вчерашний школьник — сегодняшний студент. Изредка он подходит к вагонному окну, чтобы взглянуть на степь, обнять мыслью милые образы детства. — Серебровский! Сашка! Что ты знаешь, старик, о рецессивной лели? Знаешь ли ты, что если рецессивная лель влияет на генотип, то генотип гемозеготен? А? — Что? — оборачивается Саша. И видит, что его разыгрывают. Хохот. Хохочет и он: «А ну вас!» А за окном, вдали, по незримой дороге серо-зеленой лен гой дви жется колонна автомашин. Над головной машиной бьется на ветру алый флажок. Через час в то же окно Саша видит невероятно длинную цепочку комбайнов. Они медленно и упрямо ползут к горизонту. К чему- то готовится эта степь. К жатве, конечно. Но и кажется к чему-то боль шему, чем жатва. Неясное, но сильное чувство охватывает Сашу. Чувство своей общности со всем этим — хлебной степью, автомашинами, алым флаж ком, цепочкой комбайнов, их мчащимся эшелоном, поющими за спиной Продолжение. Начало см. «Сибирские огни» № 3, 1967. 16
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2