Сибирские огни, 1967, № 4

к р т и л н л И ГО Р Ь мотяшов УВАЖЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЮ (д е тс ка я литература Сибири и вопросы воспитания) Ничто так не работает на будущее, как детские книги. Парадокс детского, незакаленного в дол­ гом опыте жизни восприятия заключается в том, что для ребенка, для формирования его характера и мировоззрения, одна фра­ за отца, матери или учительницы, одна да­ же бесталанная книжка значит подчас боль­ ше, чем «Война и мир», прочитанная в зре­ лые годы. Мне кажется, мы не придаем этому фак­ ту должного значения. В противном случае мы относились бы к тому, что пишется и издается для детей, с гораздо большей от­ ветственностью. У нас еще, к великому сожалению, лег­ че выпустить плохую детскую книжку, чем такого же качества книжку для взрослых. А должно быть наоборот. Взрослый прочи­ тает скверную книжку и тут же ее забу­ дет, либо вовсе читать не станет. А ребенок прочитает и запомнит. Мы часто виним школу в том, что она плохо формирует эстетический вкус учащихся, прививает равнодушие к классическим шедеврам ис­ кусства. Однако никто серьезно не учиты­ вает колоссальных помех, создаваемых шко­ ле плохими детскими книгами. И метящий в служители муз графоман, и бескорыстный любитель подчас искренне уверены в полнейшей добротности своих творений только потому, что читанный ими когда-то профессиональный писатель, имя­ рек, писал ничуть не лучше. В самом деле, найдется ли среди умею­ щих читать и писать человек, который не сумел бы сочинить точно такую поэму «Ко- стя-пионер», какую написал Петр Роман- ченко (Алтайское книжное издательство, 1965 г.). Автор определенно не изводил «единого слова ради тысячи тонн словесной руды». Он складывал стихи из давно отработанных рифм и словосочетаний. Здесь и «холодный дождь», и «рассвет суров и мглист», и «по­ следний желтый лист», который «слетал» «с берез», и «недетски грустные глаза» юного героя, и «гулкие шаги», и целые крупноблочные конструкции: «Снегами, гро­ мом и листвой бежит за годом год», «Под чистым небом мирных дней...» и т. п. Каждый шаг в сторону от привычных сочетаний чреват для автора расхождением с грамматикой и здравым смыслом. «В сто­ ронке мальчик. Дождь и осень. Он — без пальто.» Кто? Дождь или мальчик? Кстати, упоминание осени в конце строки неизбеж­ но вытащило «красивую» рифму — «про­ синь». Пришлось П. Романченко поселить эту самую просинь в недетски грустных глазах героя. В следующем четверостишии Костя, по­ глаженный по головке проходящим солда­ том, понимает: «этот дядя, хоть мертвым, но придет назад». Сказано лихо, но эффект производится скорее комический, нежели тот, на какой мог рассчитывать автор. Зрелище шестимесячного младенца, пол­ зающего по полу, вызывает улыбку умиле­ ния. Он еще не умеет ходить, но учится. Взрослый поэт, не стоящий на ногах, не владеющий словом, попросту жалок. Когда в стихах попадаются строчки типа: «фа­ шист винтовку вскинул рослый» или «на фотоснимках — боя вид», становится как-то неловко за автора и за издателей, которые выставили автора перед публикой в столь беспомощном виде. Но, может быть, у поэмы «Костя-пио- нер» есть какие-то иные важные достоин­ ства, с лихвой искупающие отсутствие ху­ дожественной формы? Увы, закон единства формы и содержа­ ния в искусстве не выдуман критиками .и литературоведами, а отражает многовеко­ вую практику искусства. Возможно, факт, взятый П. Романченко за основу поэмы, и был в действительности. Но то, как он 167