Сибирские огни, 1967, № 4
— Борис Михайлович,—добавила Зина. И всё. Игорь всегда после обычного церемониального рукопожатия ощущал большую неловкость. Он сознавал, что в данный момент что-то надо говорить, как-то расположить к себе нового приятеля, но в голове ничего, кроме каких-нибудь дежурных глупостей, вроде: «Значит, гуля ем...» не было. Он стоял, мысленно проклинал себя и молчал. Впрочем, Борис Михайлович, наверное, был точно такой же. _ Вот хожу... с дочкой,— виноватым тоном, словно оправдываясь, выдавливал он из себя после тягостных пауз. Зина смеялась. Она чувст вовала себя непринужденно и забавлялась с трех-четырехлетней дочур кой Бориса Михайловича. — Какая славная девочка! Ой, какая красивая... папин носик. Зина тогда собиралась в Ленинград и обещала Борису Михайлови чу обязательно купить для его дочки темную шапочку с белой опушкой. Борис Михайлович краснел, извинялся. — Ради бога,—умолял он,—вы только не беспокойте себя. Не бе гайте, пожалуйста, специально по магазинам. Так только, если встретит ся. Ради бога... Зина вышла на работу неделей позже положенного, привезла ша почку, и Борис Михайлович выписывал ей бюллетень для оправдания. — Я, понимаете... никогда еще...— говорил он растерянно,—такой больничный,., и вот... Зина слушала, и ей казалось, что Борис Михайлович чуточку влюб лен в нее. «Заикается... такой внимательный...» И ей было приятно это, как, впрочем, и всякой женщине. — Хороший он парень,—убеждала она Игоря.—Нам нужно обяза тельно поддерживать с ним связь. Вдруг что-нибудь —и он всегда смо жет помочь... А потом, мне кажется, он ко мне неравнодушен. Игорь одно время ревновал Зину к Борису Михайловичу, запрещал ходить к нему на приемы, злился от одного упоминания его имени. — Глупышка,—успокаивала его Зина,—Ничего не будет. Разве меня увлечет малорослый плюгавенький мужчина? Ну, пузылик? Но все это было давно, еще осенью прошлого года. И уже забылось. А вот сегодня вдруг опять вспомнилось, и смешно, никакой ревности Игорь не почувствовал. Даже напротив, в голове промелькнула обрадо вавшая мысль: «Если он влюблен в нее —сделает все...» Игорь сбегал в магазин за коньяком, приготовил тесто, переоделся, небрежно разбросал по журнальному столику яркие номера польского «Экрана», включил магнитофон с твистом. — Тур-рум-пум-пум, тур-рум-пум-пум,— бодро напевал он под му зыку. Настроение резко изменилось. У него появилась беспредельная уверенность, что Зина оформит все, как надо. — Тур-рум-пум-пум, тур-рум-пум-пум,— пел он, по-сумасшедшему раскачиваясь в кресле и улыбаясь во весь рот. Раздался звонок. Игорь вскочил, оглядел себя в зеркало: отутюжен ные^брюки, изящный пиджак-рубашка, ультрамодная прическа «десять дней на свободе»,—он даже от удовольствия подмигнул себе. «Славный парнишечка!» Он распахнул дверь, шутливо согнув спину в угодливой позе, как образцовый кельнер, но тут же выпрямился, сконфузился: у порога стоял улыбающийся Андреев. Улыбка у него была широченная, открытая, обнажавшая, некрасн- вые редкие зубы. 118
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2