Сибирские огни, 1967, № 4

н о ч ью ...Тот бойкий ритм занозистых частушек, гармони всхлип, негромкий в тишине, как в добрый дом, входили в мою душу и расцветали радугой во мне. И не спалось короткими ночами, коль чистые девичьи голоса вытягивали ладно и печально, что отдана немилому краса. Они сидели у калитки тихо, протяжную мелодию вели. С гармошкою, растянутою лихо, на голос к ним в потемках парни шли, И вот уже девчонка боевая, смешлива и стремительно легка, задорно каблучками выбивая, высмеивает в рифму паренька. А после, когда сумерки редели, так нежен у гармони был мотив, и девушки притихшие сидели, к плечу любимых головы склонив. Д Е Т И Как важно возлежат они в колясках, что на подушках княжеских карет. И матери, воркующие ласково, везут не в скверик их,— вывозят в свет! И голуби воркуют. И ручонками к ним тянутся они — хотят поймать. И звонко заливается девчонкой счастливая, светящаяся мать. Заря зажглась. Разъехались коляски, Пускающих блаженно пузыри, их вкатывают бережно в калитки по розовому коврику зари. Они глядят доверчиво и мудро. И на челе сияет доброта. Святое человеческое утро с резиновою соскою у рта. % & Я жил всегда надеждою на что-то, жил ожиданьем, как живут в пути. И думал, что житейские заботы останутся когда-то позади. Теперь не то. Теперь все чаще, чаще оглядываюсь в прожитые дни — встает моих переживаний чаща, и почему-то дороги они. И первая любовь меня волнует. И первая потеря — вся моя. Свою любовь, пусть горькую, земную, не уступлю кому другому я. 8