Сибирские огни, 1967, № 3
как есть у людей. Лежит оно у меня к этой степи, к этой деревне. Вы гнать ты это из моего сердца не волен. И меня самого отсель тоже не имеешь права выгнать. Вот буду жить тутка, и все. И ничего ты мне сделать не можешь. — Ну и живи. А мое какое дело? — все прежним чужим и холод ным тоном отозвался Ставерко. Григорий поелозил рукой по коленям, пощипал брюки. — Закрытая у тебя ко мне душа,— огорченно сказал он. — Не таюсь. Закрытая,—подтвердил Ставерко. Григорий вздохнул. — Ну, пускай так. А моя к тебе все равно открытая. Мне ее боле некому открывать. Партийный ты и председатель. Мне без тебя никак нельзя. — Чего я тебе понадобился? — мучаясь уже догадкой, спросил Ста верко. — В колхоз со старухой своей хочу проситься. — В колхоз?! — Чему удивляешься? Раз жить тут надумал, значит, не один, не в единоличниках же мне жить? Со всеми вместе хочу, в одной упряге. Еще не вовсе старый. Сгожусь артели. Ставерко встал. Смятение охватило его. Кулака Григория в колхоз? Одна за другой мелькали мысли. Были всполошенные и другие, строгие к себе мысли: испугался? Чего испугался? При чем здесь родня? Комму нист же я. Как понимаю, так и сделаю. А где она, эта правда? Отказать? Почему? Годы-то, годы какие прошли. Давность. Ведь работает же он на государственной службе! Доверяют?.. Одно дело там. А здесь? И растерянно: обсядут они меня тут, Муравьевы, опутают... И так уже обсели... Как тараканы на жмыхе. Между тем Григорий не прерывал своей тихой речи. — Пять, ну десять лет можно было и мне и на меня серчать. Да не всю же жизнь? Я свое отстрадал. Да и неколи шибко страдать было. Работал я. Все равно же свой я, хоть и битый. Пригожусь еще, поди-ка, людям. У меня же все гражданские права. Тоже за советское правитель ство голосую. Значит, и правительство мне не чужое. Свое. И все тутот- ко мне все одно свое... Детишек пустили в мой дом. Я не серчаю. Пове ришь, нет ли. Радый тому. Детей у меня нету. И они мне тоже вроде как свои дети. Сказать, внуки. Хочешь — верь, хочешь — не верь. — А жить где будешь? — спросил Ставерко. — Свой дом я там, в Нарыме, продал, деньги есть. Здесь поставлю, где место дадите. — Так не с Романом? — С ним я жить ни в какие веки не буду,—угрюмо сказал Григорий. Он тоже встал. Посмотрел в глаза Ставерко, подумал о чем-то и, ви дно, не сразу решившись, произнес:— И тебе не советую. Ставерко промолчал на это, не зная, как понять совет и вообще верить или не верить бывшему кулаку Григорию Муравьеву. — Что ж,—заключил он,—запретить я тебе не могу писать заявле ние. Общее собрание колхоза обсудит. Оно решит, как с тобой быть,— Ставерко потоптался, тронул старика за плечо.—А теперь... это... все ж таки домой иди, а? Иди от греха. (Продолжение следует.)
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2