Сибирские огни, 1967, № 3

шок, что жить тут у нас обратно хочет. Значит, не единоличником. Выхо дит, в колхоз проситься будет. А как теперя с ним быть? Диалектика! — Д-да... По-моему вреда от него теперь не будет...— сказал Бак ланов. — Мирныя вы, молодые. Не палёны, не калёны... — Ну, как сказать,— отозвался Бакланов. Но мысли тракториста все возвращались к той высокой теме, ко торую растревожил он в себе. — В чем ихняя слабость еще... капиталистов? — рассуждал он,- Это трухлявость души. В ранешнюю пору среди ихнего брата тоже вы давались люди. Взять, к примеру, Энгельса. Имел фабрику, штоль, за вод, точно не знаю. Этим доходом, собственно говоря, помогал Марксу, то есть борьбе с буржуями. Большого ума был капиталист. Товарищ Железный еще рассказывал... Глядел Энгельс в развитие будущей жизни А эти, которые сейчас,— одно видят — мошну набить деньгой. Сильно от сталые... Отсюда у их и всеобщая отсталость культуры. Огонек становился все ярче, и скоро уже видно было, как весело тан цуют язычки пламени, и темное пятно котла, висящего над костром, вот уже проявились и лица людей, что сидят в кругу,— комбайнеров, ла- фетчиков. А это кто на телеге свесил босые ноги? Никак Роман?.. Точно он. И художница тоже не уехала. Заслышав шаги, все повернули головы, посыпались шутки. — Полтыщи есть? — Гадали: не сбег ли Николай с лафетки домой?! — А может, думали, в райком с рапортом... Это сказал Роман. Он сполз с телеги и, неловко стоя босыми ногами на сухой траве, вытряхивал из сапог зерно, солому. — Настрадовались, однако...— сказал он. Шутки поутихли. Комбайнер и тракторист были измучены, грязны, У дяди Феди одни глаза светились. Бакланов все же улыбнулся. — Добрый вечер компании,— поприветствовал он. Прошел к фляге с водой, зачерпнул ковш для дяди Феди, потом долго пил сам. Спросил у Даши, нет ли горячей воды. Вскоре умытый появился у костра. Мок рые волосы зачесаны назад, поблескивает свежестью выпуклый лоб, блестят, как умытые, и глаза... — Хорошо, Роман Григорьевич, что вы здесь оказались,— произнес Бакланов.— Поговорить надо. — Поешь сначала,—сторожко посоветовал Роман.—Да и какие разговоры? Утречком поговорим. Калитин подъедет... «Ах вот почему ты здесь!» —подумал Бакланов и сказал: — Калитин за нас решать не будет. — Ну, когда так, то послушаем... Роман был необыкновенно мягок, сговорчив. Даша открыла крышку котла, и сразу нестерпимо запахло томленой картошкой с мясом. — Ястри тебя какой запах развела! — воскликнул Роман,— Под сыпь-ка и мне, с утра не емши. Роман плюхнулся грузным телом на траву у костра, сложил по-ка захски ноги и принял миску с жарким, поданную Дашей... Да, совсем новые повадки появились у Романа Муравьева. Прежде он не садился за еду вместе с механизаторами, соблюдал расстояние меж своей особой и подчиненными. И откуда что взялось? Или с того об щего собрания или с тою дня, как поселился в его доме и не захотел вовсе уезжать из деревни Григорий Григорьевич Муравьев — бывший раскулаченный житель Богодаровки. 68