Сибирские огни, 1967, № 3
ства и авторитета. Его считали умным и дельным активистом. «Дель ный», «толковый», «обладающий деловыми качествами» — эта харак теристика в те уже годы считалась все более веской и подчас ставилась впереди слишком широкого определения «энтузиаст». Вадима называ ли деловым, практиком. А Леньку Калитина — идеалистом. Ну, а теперь? Какие они теперь? Пожившие, испытавшие, закален ные в пламени беспокойной эпохи? Надо было заново знакомиться друг с другом. — Десять лет на посту секретаря сельского райкома — это, я ду маю, подвиг,— искренне и сожалеюще сказал Серебровский. Он встал из-за стола высокий и элегантный в своем столичном темно-сером костюме. Пригладил волнистые, без единой сединки каш тановые волосы. Жест человека, заботящегося о своей наружности. Вадим Петрович был красив. Высокий, гладкий лоб, большие, при стальные, несколько тяжеловатые карие глаза. Хрящеватый нос и ту пой, округлый подбородок, чуть поданный вперед. На лице Вадима Петровича время не рисовало морщин, а заполняло те островки, где они должны бы быть, легким приятным глазу слоем жирка под гладкой кожей. Рядом с Серебровским тонкий, подвижной Калитин казался гораз до моложе. Ворот вышитой белой рубашки его был отброшен и обна жал смуглую шею. Эта открытая по-домашнему, по-летнему шея, и ру мянящий загар щек, и возбужденный блеск синих глаз делали Калити на почти юным. — Да ты совсем молодцом! — воскликнул Серебровский.— При знаюсь— не представлял тебя. Боялся даже. Вдруг не узнаю...—Вадим Петрович рассмеялся своим, не забытым Калитиным, сдержанным смешком. — Боялся, что в тебе увижу и собственную старость. А ты преж ний. Ей-богу, Ленька! Это бодрит. Ну как, рассказывай, почему ты гут застрял? На партийной работе. Умопомраченье!.. Десять лег! И зачем? Зачем это агроному партийная карьера?.. Политика —дело, чреватое неожиданностями. Ей-богу... Специалистам привольней, прочней живет ся, Никто тебя особенно не терзает, и коли знаешь дело— ценят... Пе нят, несмотря ни на что, черт побери. Даже, бывает, нянчатся, цацка ются, пропагандируют... Ей-богу, нет лучше позиции, чем позиция спе циалиста. Максимум самостоятельности... И что тут застрял? Семья одолела? — Да так вот,—улыбаясь всем лицом, говорил Калитин.—А что? Тимирязевка дала естественное направление — в деревню. Агроном ведь я... И коммунист... Принадлежу деревне. — Ну что ж! И я агроном. Не забудь аттестацию — ученый агро ном! А райкомщики —известное дело. Волы, негры... Еще Сталин нечто подобное говорил о райкомщиках. Я как узнал, что ты в деревне, гак и подумал — наверное, райкомщик. Ты же у нас такой был... — Угадал!— сказал Калитин.—Ты всегда был догадливым. Калитин слушал и не слушал. Он почти не вникал в его слова. Но кое-что все же дошло до него. — Ну, а ты, значит, там, наверху, решал наши задачи? — с добро душной насмешкой спросил Калитин. — Решал! —ответил тот, прямо и тяжеловато глядя на Калитина. Калитин потер свои залысины, задиристо прищурился. — Не шибко ладно решал. А? Не шибко? Согласись. — Брось. Я там винтик. Заклепка — Винтишь, значит? И давно в министерстве? 57
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2