Сибирские огни, 1967, № 3
Посмотрел долгим взглядом в зал и медленно внятно проговорил: — Нечто, повторяю, от кулацких мотивов я слышал. Но я слышал и другое — хозяйский разговор о хлебе. Не просто хозяйский по отно шению к вашему колхозу и к своей собственной клуне, а хозяйский по отношению к стране. Нельзя баловаться хлебом!— Голос Паладина внезапно потеплел.—Хорошо, верно сказала доярка товарищ Фетенко. Правильная, государственная мысль. Давайте же так и будем смотреть, как хозяева не только колхоза, но и своего государства. А дела в нашем государстве в отношении хлеба насущного таковы... Говорил Паладин открыто и прямо, как с очень близкими, хорошо понимающими его людьми. Не скрывая трудностей, не обходя слож ных проблем становления сельского хозяйства. Он как бы раздумывал вслух и делился своими раздумьями. В зале устанавливалась все более заинтересованная, насыщенная сочувственным вниманием тишина. Это доверчиво-уважительное внимание испытывал и Ставерко. «Вот как, вот что надо было мне понимать наперед всего»,— думал он. А Ба кланов слушал секретаря обкома со все нараставшим желанием тоже открыть свои думы и свое решение. И когда над шумом аплодисментов, провожавших с трибуны Пала дина, вздернулось несколько рук, выше и как-то требовательнее других поднялась его, Бакланова, большая рука, поднялась, распрямляя тем ные изработанные пальцы. И еще не дождавшись вызова председателя, Николай в нетерпении поднялся... Он не пошел на трибуну. — Я, товарищи, совсем коротко. Про самую суть —и все. Будем голосовать! —сказал он.—Лично я и, думаю, братья тоже свой зара ботанный хлеб продадим государству. Оставим себе по кило на трудо день. Хватит нам на все. Пускай и другие механизаторы подумают, А насчет того, сколько колхозного хлеба продать... Всей своей ладной фигурой Бакланов повернулся к залу. — Кто за то, чтобы продать государству сто тысяч центнеров? Лес рук вырастал постепенно. Он рос от передних рядов, где си дели колхозники-активисты. И заполнил весь зал. 15 Курьерский поезд шел с запада на восток, бросая пыль на скуд ные осенние травы. С запада на восток ехали люди многих наций, про фессий, возрастов, умонастроений. Они глядели в мутные окна вагонов, играли в преферанс, ходили в ресторан пить пиво, откровенничали с дорожными знакомыми и затевали споры, кончающиеся тем, что каж дый оставался при своем мнении. Вадим Петрович Серебровский попал в купе с актерами. Эстрад ный ансамбль из Москвы направлялся на гастроли по целинным рай онам Прииртышья. Соседями Вадима Петровича оказались мастер художественного чтения, баритон и «оригинальный жанр» — музы кальный эксцентрик, исполнявший классический репертуар не то на стиральной доске, не то на метле. Мастер художественного чтения обладал дородной фигурой, по- детски пухлыми щеками и каким-то упитанным, послушным в интона циях и потому в житейском обиходе несколько фальшивым голосом. Серебровского раздражал этот голос и частые напыщенные вое клицания по поводу Сибири, ее могучести, суровости и просторов. Поезд уже прорезал Урал и миновал скромный географический 54
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2