Сибирские огни, 1967, № 3
— Уж очень пристально вы изучаете меня,— смутился Калитин. — Я портретист. А ваше лицо хорошо смотрится,— спокойно объяс-* пила Ольга Сергеевна.— Это у меня профессиональное... Она повернулась к этюду и что-то поправила там маленькой кистью, отошла, рассматривая пейзаж с недовольным видом. — Нет!—сказал она, вновь обернувшись к Калитину.— Не дано. Не дано... Чуть подрумяненные загаром щеки ее по-девичьи олестели. Ьлесге- ли и глаза, зеленоватые, переливистые. Волосы спускались на плечи. В своем зеленом ситцевом платьишке она как-то очень подходила, каза лась своей в этой рыжей степи. — Ваше лицо хорошо смотрится,— повторила она. — Ну, чего там в нем! —еще больше смутился Калитин. Он машинально мял в ладонях колос за колосом. — Есть такие лица,— говорила Ольга Сергеевна, собирая кисти в плоский ящик. Волосы закрыли от Калитина ее профиль. Она откинула их и взглянула снизу вверх смеющимися глазами,—Есть такие ли ца...—подтвердила она,—И это уже наш хлеб. К Калитину вновь вернулась его уверенность. Он поднял и сложил стул, посожалел вслух, что помешал работе художницы. Голос его казался Ольге Сергеевне знакомым, слышанным. Не он ли звучал тогда из окна райкома? Она медленно вспоминая, проговорила: — Надо понимать смысл и цели того, что мы делаем... Как это? Каждый день... Каждый день с утра до ночи понимать. — Где вы это слышали? — спросил он по-мальчишески зардевшись. Было в ней что-то, в этой художнице, простое, располагающее, что-то такое, что позволяло, несмотря на неожиданные приступы смуще ния, все же быть самим собой и не задумываться о том, как следует ве сти себя. — Если вы домой, я доброшу вас. Это десять минут. — Ни в коем случае,— воспротивилась Ольга Сергеевна.— Я с удовольствием пройдусь пешком. Калитину не хотелось прощаться. Таким приятным, легким, осве жающим был этот короткий разговор, далекий от всего того, что неот ступно занимало и тревожило его все эти дни. Они пошли рядом к дороге. Шуршали колосья, пахло нагретой зем лей, зреющим хлебом, придорожными сухими травами. — Здесь я отдыхаю. Вы уж меня простите,— говорила Ольга Сер геевна,—Как исконная горожанка, я привыкла думать по старинке, что деревня — это живописные поля, солнце, воздух и возможность по думать на досуге о жизни. Вот я и наслаждаюсь... — Однако и работать успеваете,— сказал Калитин.—Это ваша ра бота? Сатирический листок у раймага? — То ремесленное, без напряжения,— заметила небрежно Ольга Сергеевна. И тут же поняла, что это может быть ему неприятно. — Для меня работать,—уточнила она,— это значит отрешиться от всего. Настоящий труд, как я его понимаю,—это когда забываешь о себе, о времени... Когда весь мир уже не вне, а внутри тебя. Это должно быть и обозначается архаичным словом вдохновенье. Они вышли на дорогу, где стояла припыленная «Победа», Ольга Сергеевна согласилась на предложение Калитина завезти в гостиницу краски и стул. Оглянувшись на повороте, Калитин увидел, как свободно, нетороп-* л и б о шла художница по степи. Ей предстояло шагать километров шесть. 41
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2