Сибирские огни, 1967, № 3

Такое вот хозяйство принял Ставерко. Бодрило, что отец ожил. Много дал дельных советов. В точку били его слова насчет земли. Мол, плачется земля, толкут ее шелудивые овцы. А в земле вся людская жизнь. На ней, матушке, и города стоят. Чуешь? Засевать ее надо, землицу-то, пахать да засевать. Не посеешь — не соберешь, не собе­ решь — не прокормишь народ. Сильно деревней в ту пору стала заниматься партия. Постановления шли одно за другим радостные, все вроде правиль­ ные, все нужные, а к жизни их применять трудненько было, ой, труд­ ненько. Разве мало потратил он, Ставерко, силы и души своей, чтобы переломить хозяйство? Распахали, засеяли целину, увеличили поголовье коров, завели однолетние кормовые травы, создали заново свиноферму. Доходы росли, да ведь и расходов было невпроворот. Это с горы лег­ ко, а в гору порой и невмочь. Расходы велики —трудодень дешев. А все же и ему цена помалу подымалась. Как не радоваться сердцу, когда идешь теперь по селу и видишь желтые срубы новых изб, скоти­ ну у каждого плетня, баб в ярких полушалках. Никому другому так, как ему, Ставерко, не виден в каждой мелочи: в починенных воротах, покрашенных заново наличниках, в гусином пухе, которым, как снегом, присыпана деревенская улица,— поворот деревни к иной, лучшей жиз­ ни. В чем же сейчас он оказался не прав? Чего не додумал? ...Слышится дробный стукоток мотоциклетки, она обгоняет старень­ кую «Победу», поставив дыбом пыль на дороге. «Бакланов!» — догадывается Ставерко, и темное недоброе чувство к комбайнеру, тоже, как пыль, поднимается в его душе. «Ишь ты! Рабочий класс! Выскочить захотел перед секретарем об­ кома, вот, мол, я какой передовой!» — так думает о Бакланове Ста­ верко. Но как бы и что бы он ни думал и как бы ни укреплял себя в сво­ ем мнении, высказанном на бюро, все же не было у него сейчас чув­ ства внутренней правоты. И как бы ни хотел он думать, что за ним колхозники, его все более охватывало ощущение одиночества. Так бы­ вает, когда ты шел вместе со всеми, а потом свернул на свою особую тропку, которая поначалу казалась тебе прямей и короче, а на самом деле крутит эта тропка и петляет, и еще неизвестно, куда она тебя заведет. Роман не спал. Когда Ставерко вошел из сеней на кухню, он сидел за столом и читал газету, далеко отставив ее от себя. Спросил без ви­ димого интереса. — Ну как? Ставерко молча разделся, повесил у порога синий выходной плащ, кепку и, сев на лавку, стал снимать сапоги. Из тестевой комнаты, позевывая, выплыла теща. Оправив сбитый на сторону платок, стала собирать на стол. — Чего там решили? — уже нетерпеливо переспросил Роман и отложил газету. — Накостыляли по первое число...— отозвался Ставерко.—Мол, ку­ лацкий душок. — Эко вспомнили про чего,— дрогнув голосом, сказал Роман. Ставерко разулся и бросил у печи портянки. — Сунуло тебя с этими тышшми! Обязательство! — ожесточенно сказал Роман. Он поднялся и, скрипя половицами, прошел к печи, достал из пе­ чурки кисет. — Зря вы, Роман Григорьевич, это говорите! 37