Сибирские огни, 1967, № 3

Бабка жадно озирает тяжелое пшеничное обилье и, вызывая улыб­ ку Кокши, рассуждает: — Али серпом ужнешь? Всем миром выдь —не приберешь. Ма- шин-от достанет ли? Вася надысь говорил, мол, тракторишки на покосе да на парах шибко раскачалися. А в таку те работу,— бабка кивает на хлеб,— ране бывалыча сытого коня, отстоенного брали. Жатки те во­ зить. Конешна, машина —не конь —железна, а все заботу просит. Бабка почти со страхом оглядывает хлеба, и Паладин слышит ее прерывистый голос: — Избави, осподи, от града, пожара, от дождей проливных, затяж­ ных, от саранчи, от вора, от врага-супостата... И она медленно крестится, истово кладя щепоть на лоб, грудь и плечи. Шепчет что-то еще сухими запавшими губами. Алексею Ивановичу понятны чувства старой крестьянки. В давнее далекое отбрасывает его старушечий шепот. ...Низкая хатенка на краю села, закопченная притолока дверей, тем­ ный лик бога на старой иконе и материнская рука, поднятая в крестном знамении. Паладин слышит тихий, страстный шепот матери: — Хлеб наш насущный даждь нам днесь. Видения детства хмурой чередой проходят перед его глазами. Хлеб! Он был и заботой и надеждой, благом и страданием для семьи безлошадного Ивана Паладина. Хлеб! Хлеб наш насущный даждь нам днесь! В тихой и страстной этой молитве люди столетиями просили бога: «Дай нам сегодня хлеба, ибо это— жизнь. Дай нам жизнь». И делили ржаную краюху, чтобы насытить голодные детские рты. Отрезали ломотки бережно, скупо, бо­ ясь упустить крошку. Детские глаза с тоской следили за тем, как таяла эта краюха. Иногда матери не оставалось хлеба, и она, отводя глаза, говорила: — Я уже ела. А ночью вновь поднимался к всемогущему исступленный материн­ ский шепот: — Хлеб наш насущный даждь нам днесь. И, бывало, шел Иван Паладин к кулаку, и загодя продавал ему труд свой, и, заложив незасеянную еще свою полоску, тащил пуд ржа- нухи в пустой сусек. Проходили весна, осень. Полосыньку, случалось, било градом или испепеляло засухой, а Иван Паладин стоял над ней, вытирая со щеки сухую мужицкую слезу, и вновь по ночам слышались в избе унижен­ ные молящие слова. ...Умирало голодное Поволжье, снимались с родимых мест и шли на вольные сибирские земли за хлебом толпы украинских, белорусских, орловских, тамбовских переселенцев. Шли на новое горе и на новую нужду с той же старой молитвой. Ушел из родного села в прииртышские степи Иван Паладин. В лаптях, в длинной холщевой рубахе, с непокрытой головой, с бо­ соногим сынишкой за руку стоит он во дворе сельского старосты. Вся высокая, сутулистая фигура Ивана выражает бессильное отчаяние. — Поимейте совесть, господин староста! Разве то земля? Голимые солонцы! Али вырастет что на ней, окромя горькой полыни? Эва ее землищи-то здеся, с того дня, как бог сотворил,—не трогана, не топта­ на. Али не найдешь клочка для нас с Алешкой? Крепкий сибирский мужик стоит на крыльце. Над сапогами навис­ ли плисовые штаны, квадратное туловище втиснуто в суконный жилет. Кнутовищем староста скучно поколачивает сапог. 2 Сибирские вгяа № 3 ^ Нзяояй§нршя областная БИБЛИОТЕКА ,.3 ~ б Э б а