Сибирские огни, 1967, № 3

Пять крупных колхозов, три зерносовхоза. Одной только пшеницы сто двадцать тысяч гектаров в Озерном районе. По данным сельхозуп- равления количество техники едва ли обеспечивало более или менее благополучный исход уборки. Но ведь есть же и такие мастера-лафет- чики, что скашивают за сезон по тысяче гектаров, и такие герои-ком­ байнеры, что подбирают валки с 800—-900 гектаров за осень. Есть они! Однако было бы непроходимой наивностью полагать, что все машины находятся в идеальном состоянии, все механизаторы —герои, а все ру­ ководители в районе умны, талантливы и дальновидны. Фактически — это хлебоуборочное уравнение с техникой и кадрами таило для Палади­ на множество неизвестных. Алексей Иванович, если не считать дней далекого детства, был но­ вым человеком в этой степи. Только месяц назад он прибыл сюда с кур­ сов резерва ЦК партии. А до того секретарил в лесной сибирской обла­ сти и «погорел» на кукурузе, которая, черт возьми, плохо приживалась в холодном таежном краю. И теперь он был снова направлен в Сибирь, но уже в ее степную область. И он знал, что местный партийный актив отнесется к каждому организаторскому действию нового руководителя взыскательно. ...Газик бежит и бежит по асфальтовой ленте. Уже полдень. Земля лежит тихая, присмиревшая, колыхая на материнской груди свое зо­ лотое дитя — хлеб. И небо высокое, большое, лучезарное, как осиянные глаза роженицы. Вдали на дороге возникает маленькая фигурка. Старушонка в бе­ лой косынке с узелком в руке. Кокша сигналит ей. — Притормози! — приказывает Паладин. — Далеко, бабуся, направилась? — спрашивает Кскша. Совсем маленькая старушонка. Морщинистое личико, обрамленное белоснежной косынкой. — На бригаду, милок! —<Помогать, что ли? — смеется Кокша. — Вот бельишко мужикам несу. Десять ден дома не назывались, заскорузли поди,—шелестит бабка сухим голоском. Паладин открывает дверцу и помогает ей сесть рядом с шофером, а сам переходит на зад­ нее сиденье. Бабка усаживается, не выражая благодарности. Машина мчится вновь, ветер выбивает из-под бабкиной косынки прозрачную седую прядь. — Далеко ли бригада? — кричит Паладин. Бабка оборачивается, и большие глаза ее улыбаются. — Я, милок, не глухая. Сын там, Василий, да его сыны, да снохи, в Гантеевке сено косют. — Гантеевка километров через пять,—говорит Кокша.—Ишь куда старую понесло! — Знаешь Василия-то? — спрашивает бабка.— Грузной такой му­ жик. А Минька-то, меньшой,—в мать. Тоненький, пра, соломинка али цветик какой... Всем огулом там. Торопются. До страды бы управить­ ся... Миньке-то четырнадцатый пошел. Уже и спрос с него... Работник! — Местные вы? — спрашивает Кокша. — Не, милок, целинники. Орловские. В пятьдесят четвертом годе на пасху приехали. И меня, старую, приволокли. Как засобиралися — я им: на што, мол, я вам. На своей землице, мол, помереть не дадите, шелопуты. А Вася мне: поживешь, мол, на вольных землях — взбод- реешь. И гли-ко — взбодрела! Иду вот, радуюсь, Хлебушко-то, хле­ бушко-то! Век жила — не видывала. Дал осподь, наградил труды... 16