Сибирские огни, 1967, № 3

Таловский было пошел, но увидел, что женщина не смотрит на него. Смеющееся лицо ее было поднято к невысоко и косо повешенной над дверью вывеске. Женщина прочла вслух низким, чуть насмешливым и вопроси­ тельным тоном: — МКХ? Гостиница РКХ? — Министерство коммунального хозяйства, а РКХ —это райком- хоз,— расшифровал Таловский. — При чем же здесь министерство? — спросила женщина.— Госпо­ ди! До чего скучно: МКХ, РКХ. Почему бы не называть сельские гости­ ницы какими-нибудь приветливыми или загадочными именами. Напри­ мер «Отдохни!». Или «Приют уставшего в пути». Или таинственно и ошеломляюще «Белая лошадь». — Почему лошадь? — вырвалось у Таловского. — Вот именно. Почему? —Женщина лукаво блеснула позеленев­ шими вдруг глазами.— Ну, извините. Спасибо,— бросила ока и исчез­ ла в дверях гостиницы. «Вот еще! —неопределенно подумал Таловский. Он взглянул на облупившуюся вывеску, и ему стало смешно.—Действительно: «МКХ- РКХ». Будто кто-то покашлял над ухом. А вообще-то... Дама... Интел­ лигенция...» И Таловский быстро зашагал в райком. Груня, пышногрудая, крутобокая, молодая. Сибирская украинка. Может, дед еще с Полтавщины или с Херсонщины приехал сюда за землей, за счастливой долей. И пало его живучее семя на сибирскую степь. На щеках Груни круглый кукольный румянец. Очи матовые виш­ ни. Толстый жгут косы короной на голове. Речь —невероятная смесь русско-украинского с сибирским точеным присказом: «однако, чо, ага». — Документики! Командировочку вашу. Койка ваша бронирован­ ная самим товарищем Таловским. А подушечка, извиняйте, ось яка! Только рази ж я напасусь пуховых на усих уполномоченных? Их пона- ихало густо. Сама теперь на ладоньке сплю. Ага. Темно-розовые, глянцевитые от стирки пальцы Груни, бледнея у ногтей, долго выписывают что-то из командировочного удостоверения в журнал. В гостинице пусто, чисто, тихо. Беленые стены, белоснежные шторы, портрет Буденного — молодого, бравого, усатого над Груниным канцелярским столом. Тишина. Только голос хозяйки гостиницы журчит как вода в мелком ручейке. — Як уборочна — уси коечки бронируются. Раскладушки у кори- дори раскладываем. Летом якой начальник по сенокосу найдет... А як уборочна — и с обкому, и с исполкому, и с управлению, и с тресту, и с газеты, и с отовсюду. И с областного центру, и с самой Москвы. Хлеб усим надо. Приидуть — та и шумлят. Летичком тихо, благодатно. А як уборочна —крик, шум, грязь. Люди разны. Однако и таки е: то ему подушка жестка, то койка тверда, то вода солена. Ой, и густо у нас в эту уборочну городского начальства, чисто татарско нашествие... Чо смеетеся? Ось ваша коечка... отдыхайте... Теперь уже совсем тишина. Даже звенит... Тишина — это степная песня. «Тишина —ты лучшее из того, что слышал». Брр... Какая холод­ ная вода. Колодезная... Хорошо! Вот так, шею, руки... Смоем всю пыль, все краски-замазки. Умоемся степной тишиной. Долой серьги. Серьги — это павлинье перо. Долой павлиньи перья... 14