Сибирские огни, 1967, № 3
махнулись ветвистые оленьи рога. Два рабочих стола, книжные шкафы, широкая тахта, шахматный столик у окна и мягкое большое кресло. Пока я с любопытством осматривалась, Лида и Валерьян хлопотали у чайного стола, раскладывая на тарелки разные вкусные вещи, от которых у нас в Орске давно отвыкли. Мы долго сидели в тот вечер, вспоминая радостные и горестные события, пере житые в разлуке. И лицо у Валерьяна было совсем не суровое, каким запомнилось оно мне по Орску. И я с радостью ощущала сердечное тепло близких людей. Ну, сестра, знакомься ближе со своим новым родственником — муж мой весьма организованный человек, прекрасный спортсмен — видишь в углу лыжи? Заяд лый охотник- трофеи его смотрят на тебя со стен; ярый шахматист — это его шах матный столик. И, наконец, свирепый спорщик и критик! Ты не гляди, что он ласково на тебя смотрит критики вообще народ особый, а тут еще и домашний! .Мне от него покоя нет! Держит меня в ежовых рукавицах, увидишь сама. Валерьян Павлович высоко поднял брови над очками и, повернувшись к Лиде, сказал: — Знаешь, Лидия Николаевна, я что-то запамятовал — в каком ящике стола у меня лежат эти колючие рукавицы? Хорошо бы их сейчас найти и показать Зое. Мы весело рассмеялись. — Хитрюга ты, Валерьян, не дал даже мне пожаловаться на твой деспотизм. Ибо все равно ты свирепый деспот. — А критик должен быть свирепым, чтобы вы, писатели, не зазнавались,—под дразнивал ее Валерьян. — Зазнаешься у вас, раз в году похвалите. Я уж забыла, когда это было, да и было ли? Валерьян Павлович подошел к шкафу, вынул оттуда томик новониколаевского издательства и подал мне. На первой странице я прочитала; «Валерьяну Правдухнну —другу нелицемерно му, сурово осудившему, во благо мое, пять лет назад мои писания — первую книгу, им принятую, посвящаю. Лидия Сейфуллина»... — Вспомнила? — улыбаясь, спросил Валерьян. — А все равно ты тиран,— не сдавалась сестра. — «Я за то тебя тираню, что давно тебя люблю»,— пропел «тиран». На другой день Валерьян Павлович ушел в редакцию, а мы с сестрой, остав шись одни, снова говорили о пережитом. Рассказывая о жизни на Урале, Лида рас сказала, что литературной работой Валерьян Павлович занимается давно. В Челябин ске был напечатан ряд его критических статей о Юрезанском, Неверове, Либединском. Его пьеса «Трудовая артель» много раз ставилась, и не только в Челябинске, а пьесу «Егоркина жизнь» они написали вместе. Одно лето они жили в Тургояке, в колонии малолетних правонарушителей. Там-то Лида и познакомилась с героями своего ши роко известного рассказа «Правонарушители». В Тургояке были удивительно красивые места. Валерьян Павлович ходил на охоту, Лида целые дни проводила время с детьми. Обедала с ними, ездила на остров, где собирали ягоды и грибы. Вечерами рассказывала разные истории, которых знала множество и которые умела передать в лицах, слушала рассказы ребят о их жизни до колонии, то ироничные, смешливые, то грустные... Не могу обойти здесь событие, которое непосредственно связано с этим расска зом сестры. А произошло оно через пять лет после ее смерти. Летом 1959 года ко мне на квартиру в Москве пришел немолодой человек с ма леньким чемоданчиком, поздоровался и сказал: — Я Гришка Песков, у торговок на базаре съестные припасы воровал и... во обще был «заводила». А в настоящее время,— он вынул из кармана паспорт и, протя гивая мне, сказал: — Василий Федорович Игнатов электромонтажник Челябинского электропоезда ,№ 14. Еду я на отдых в Сочи и, узнав, что в Москве живет сестра Лидии Сейфуллиной, решился повидаться с вами и просить побывать вместе со мной 10* 147 '
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2