Сибирские огни, 1967, № 3

чальству: сделано-де решительно все и по всем правилам!.. И, наконец, в последней графе такого дела о беглых констатировалось: «не сысканы». Но так бывало исключительно редко. А потом в каком-нибудь из новых «Дел» я обнаруживала, что рано или поздно беглецы, как правило, оказывались «сысканными», допрошенными и прошли «сквозь строй», то есть были казнены шпицрутенами. Казням предшествовали допросы, которые с особой тщательностью были запрото­ колированы. А уж судьи «по закону божескому и праведному» —обязаны были «воз­ дать за тяжкий грех обмана царского величества и отечества», как при атом добавля­ лось во многих делах. Кое-где изредка мелькали на допросах примечания, что некоторые схваченные беглые потом «каялись в грехе своем и просили о снисхождении», но судьба их от это­ го ничуть не смягчалась. В одном из «Дел о беглых» какой-то «лихой и злобный бер- гал'», конечно, уж ясно понимая, что смерти ему не миновать, на допросе с отчаянной смелостью обреченного признался, что хотя он и пойман, а все-таки «вдосталь легкости глотнул». Вообще во многих допросах, записанных бойкими перьями «кабинетских» кан­ целяристов были приведены подлинные слова беглецов,— возможно, для того, чтобы по­ казать «власть предержащим», как опасны эти «беглые». Конечно, никто из беглых не оставался в живых: ведь они — «вдосталь легкости глотнувшие»— могли заразить и других безудержным стремлением к свободе! Редкие случаи, обозначенные словами «не сысканы», еще резче подчеркивали мас­ совость трагических исходов для беглых. Но почему же тогда все-таки столько их бежало на протяжении всего XVIII века? Это была проблема № 3, которую следовало также проанализировать. Старший архивариус, высокий, худой, седоусый старик с густыми белыми бровя­ ми, обладал манерой несколько недоверчиво выслушивать вопросы и соображения новых посетителей. Однажды мне рассказали, что несколько известных в городе старинных зданий «кабинетских» времен уже существовали при последнем в том столетии начальнике — «статском советнике и кавалере» Гаврииле Качке. Он был царем и богом на Алтае в последние годы царствования Екатерины II. Кстати, при нем число «Дел о беглых» сильно возросло, как и число казней схваченных беглецов. Если приказы Гавриила Качки о поимке беглых и предстоящих казнях выставлялись для общего сведения, то и неграмотные бергалы с чужих слов, конечно, узнавали о грозящей всем им опасности, если побег не удастся... И все-таки — убегали из горнозаводского ада! Что же придавало им такую, казалось бы, безумную решимость? На этот вопрос старший архивариус ничего мне не ответил, молча пожал плеча­ ми. Второй (он был лет на пятнадцать моложе), плотный лысеющий шатен, раздумчи­ во усмехнувшись, высказал догадку... Вспоминая тексты допросов, он не раз встречал тоскливые слова пойманных бергалов об оставленной ими пашне, о труде хлебороба, насильно разлученного с землей, со своей избой, с привычным обиходом крестьянской жизни. Во многих случаях сысканные бергалы отвечали, что им «пашня во сне видится, земля к себе тянет» с такой силой, что даже страх перед пыткамм и казнью отсту­ пает! Старший архивариус к такому обобщению отнесся иронически: мало ли какие «пустяковые слова» говорили несчастные бергалы в те далекие времена! Увидев, что я тут же сделала запись в свою памятную книжку, он сочувственно покачал головой, как бы снова произнеся ту же фразу, но уже — в мой адрес. Впрочем, он, несмотря на это, был всегда внимателен к моим просьбам, иногда поднимался со мной «на самую выш­ ку», где хранились документы, связанные с временами Акинфия Демидова, того са­ мого, который мог одним взмахом руки отдать приказ затопить тайные подземелья. Начав посещать архив еще весной 1921 года, я потом все дольше стала засижи­ ваться там. Мне даже выделили уголок большого стола, где я делала записи.1 1 От немецкого слова Berg —«гора», то есть горнорабочий. 141