Сибирские огни, 1967, № 3

зьив! кричит девочка, поднимает мальчика. «Не плачь, я вот его поймаю... Тялусь!.. Тялусь! А каб тебя!..» Она не знает больше никаких ругательских слов, но ей ка­ жется, что вполне достаточно того, что она кричит разыгравшемуся телку. Он же смело идет к девочке, словно с повинной, потом снова опрокидывает мальчика и убе­ гает. «А каб тебя вовк изьив!» — кричит девчушка и идет вслед за теленком. Это я наблюдал на Смоленщине,— задумчиво говорит Рувим. Я от души смеюсь над этой, живо и выразительно переданной картинкой, и, как мне кажется, я начинаю добираться до истины: Рувим хорошо знает сельскую жизнь, но и парти­ занский материал, видимо, не дает ему покоя, а взяться пока что за то п другое у не­ го почему-то не хватает настоящего желания. И все-таки мы дождались. В 1924 году В. Я. Зазубрин уезжал в Монголию и, передавая мне рукописи для следующих номеров, сказал: — Вот посмотри эту рукопись, почитай, может, где неувязка, и, пожалуйста, не задерживай, сдавай в типографию. Это была рукопись Фраермана «Огневка» — о тряпицынском партизанском отряде. А сам Рувим снова исчез... Перемены Л. Н. Сейфуллина и В. П. Правдухин мало прожили в нашем городе — потянуло в столицу. Они приняли предложение ленинградцев и навсегда покинули Сибирь. Впрочем, Лидия Николаевна никогда не забывала «родного дома», как она называла журнал, в котором родилась как писатель. А в городе остался их незабываемый след — «Сибирские огни», над которым они работали вместе в самые трудные первые годы жизни молодой республики. Художник В. Ромов, друг «сибогневцев», в сатирическом журнале «Скорпион» представил «проект памятника» Лидии Николаевне: правонарушитель Григорий Пес­ ков ведет ее за руку к пьедесталу, сооруженному недалеко от теперешнего книжного магазина № 1: — ...Мы добро помним... Полезай на пьедесталу... Пеперосочку не желаете?.. Конечно, после отъезда «зачинателей» не осталось «пусто место». Журнал выхо­ дил своевременно, и на редакционном столе по утрам появлялись горки рукописей и типографские гранки. Теперь вся тяжесть редакционной работы по прозе перешла на плечи автора романа «Два мира» Владимира Зазубрина, а поэзией занялся вы­ ходец из неведомой «Страны Гонгури» —- Вивиан Азарьевмч Итин. Это были совершенно разные люди. Шумливый, стремительный и резкий в суждениях. Зазубрин целые дни корпел над рукописями, горячо спорил то с «несговорным» автором, то с членами коллегии, если кто-нибудь из них отклонял рукопись, достойную внимания. — Мы не знаем, как сложится у него жизнь, может быть, крупный писатель вы­ растет,— говорил он. Особенно его «связывали» осторожные члены коллегии. — Трусы,— говорил он в раздражении.— Журнал должен пести читателя, фор­ мировать его взгляды на жизнь, а они примеряются: как бы поступила в данном случае Мария Ивановна? Мы призваны не развлекать людей, а вести их за собой. В этом задача журнала... А за маленьким столиком Вивиана Итина всегда была тишина. На столе все прибрано, и сам Вивиан Азарьевич, безукоризненно одетый, сидел за столом, читал стихи и отмечал на полях рукописи некоторые строки своими значками. Если на приеме был такой поэт, как Илья Мухачев, молчание продолжалось долго. Итин вертел карандашик, чесал им за ухом, прочитывал стишок сверху дони­ зу, а потом снизу кверху и, отвернувшись, долго смотрел невидящими глазами куда- то' за окно. А Илья Андреевич косил глазом (природный недостаток) и думал: «За­ режет, однако... Ну да шут с ним, другой стишок напишу». 135