Сибирские огни, 1967, № 2

кой-то рсобый запах — запах рыбы, сетей, прокопченных чердаков, банек по-черному — держался здесь даже в морозную пору. Запыхавшийся, радостный ворвался Максим в бабки-Варварин дом. — Вот я и здесь! Здравствуйте! Мать прижала сына к себе, долго молчала: видно, боролась с нах­ лынувшими слезами,, потом отстранила его, отступила сама, оглядела всего родными глазами. — Пришел навестить, пришел... А где же, сыночка, катанки? Или тебе старик тот не передал? —*Да что ты, мама, все передал... — Ну куда ж ты их дел? Неужто только по праздникам носишь и школу в них ходишь? — Мама, потом! Дай на Егорку мне поглядеть. Егорка, длинненький, тонкий, как куличок, не подходил к нему близ­ ко: стоял в сторонке и палец сосал. —- Что букушкой смотришь? — присел перед ним на кортки Максим. — Ты кого мне принес? — спросил Егорка. — Это я ему все говорила: «Придет Максимка, гостинец тебе при­ несет»,— скорбно улыбнулась Арина. — Принес я тебе гостинец,— важно сказал Максим и подал братиш­ ке мешочек.—Там постряпушки. Ты их оттай -—они мерзлые... — Ох, сынок мой, сынок,— вздохнула мать, и глаза ее стали мок­ рыми. Стучали все те же часы с бегающими кошачьими глазами на цифер­ блате, тянула цепочку гирька в виде зеленой еловой шишки, на подо коннике лежала недовязанная сеть-частушка, на деревянном гвоздочке висела иглица с черными нитками. — А бабка Варвара где? —Максим посмотрел на мать. — К Анфиму ушла, гостюет... Была молчаливая, а теперь-то и во­ все... как беглеца Костю у них схватили. Тетка Катя с осени в лес за­ бралась, в урман. Глаз не кажет... Сказывали — совсем мужик мужиком стала: бревна кряжует, ворочает. А напьется — зверь зверем. Максим поморщился, пошевелил ногами, прошел — на лавку сел. — Мама, я ноги, должно, обморозил... Мать нагнулась, принялась с него стаскивать старые драные бахи- лешки, бросила их на пол, ощупала пальцы. — Белые! Оттирать, оттирать скорее! Принесла в дом ведерко снегу — истратила, потом второе начерпала. У лавки скопилась лужа. Волосы у матери растрепались, лицо вспотело, а Максим упирался руками в край лавки. Пальцы на ногах отходили, их начало больно рвать. Мать зачерпнула из кадки холодной воды, налила в шайку, двинула шайку сыну под ноги. — Ах ты, бестолочь, горе мое. Этак и обезножить можно. Как же это — пимы сгорели! Я из последнего'•тут тянулась, а он за неделю про­ фукал. у — Я не нарошно, мама... Мать замолчала, походила, подулась, но села с Егоркой гостинцев Максимовых попробовать. У Максима ноги жарко горели, он выдернул их из шайки с водой теперь растирал шерстяной драной варежкой. И пришла к ним опять добрая, радостная минута, когда хочется го­ ворить, узнавать друг у друга новости. — Гаврила Гонохов все мне весточки о тебе приносил... Сказывал, люди тебя приютили хорошие. 66