Сибирские огни, 1967, № 2
В доме Ягодкиных Максиму досталось больше всего: краюха хлеба и восемь вареных щучьих голов. В последнюю избу на другом конце села он не стал заходить: с ули цы слышно было, как там навзрыд плакали, причитали. Уже совсем рас светало, и по дворам почтальонша письма носила. Максим опустил ме шок к ногам, постоял у крыльца, послушал. «Похоронку, небось, получи ли, вон как слезами обливаются...» Знакомый голос окликнул мальчика, он обернулся: Степанида Мар ковна с чем-то белым под мышкой шла к нему из-под горки. — А ко мне и не заглянул. А я тебе что приготовила,— певуче за говорила она. Максим стоял растерянно, не зная, что ему говорить, что делать. — Пойдем, пойдем — заколеешь,— подтолкнула она его.— Не хо чешь у нас —в школе живи, но я про тебя не забуду. Иду вот — го стинцы несу: вареники с творогом, шаньги. «Больно надо, без тебя обойдусь...» 16 Максима с полугодия перевели во второй класс, и теперь он должен был учиться у Тамары Ваковны. Но во время больших зимних каникул Тамара Ваковна заболела, легла в больницу в Подъельниках. Второ классники остались без учителя, пока не ходили в школу, и тетка Поли на, сторожиха, насоветовала Максиму сбегать домой, в Пыжино. Длинный путь от Сосновки до Пыжино он пробежал почти без ог лядки. Некогда было разглядывать кружевные узоры инея на корявых талинах, следить за табуном куропаток, взлетевшим за Дергачами. Куро патки вспорхнули, как белые комья снега, потянули низом, над лугови ной, и опустились неподалеку. Куропатки напомнили ему те дни, когда они жили на Кандин-Боре, мать с отцом п и л и л и дрова, а Максим сидел на поленнице. Тогда тоже вот так прилетели откуда-то белые куропатки и облепили березку возле их дома... Давно это было. Вот и отца уже нет в живых, Егорка у них народился — почти уж четыре года ему, сам Мак симка подрос, от матери убежал в чужую деревню и грамоте учится... Мороз торопил, гнал к жилью. Сто раз пожалел Максим сгоревшие новые катанки: в старых обутках пальцы ломило, щипало. Сам он раз горячился, под шапкой вспотели волосы, а вот ноги мерзли — хоть плачь. Он и скакал, и притопывал, и носками стучал о стволы деревьев — не по могало. На полпути к Пыжино ноги совсем занемели: он шевелил паль цами и не чувствовал их. Подумал, что обморозился, и сам испугался этого: «Вот отпадут пальцы, как у Ивана Засипатыча, что ж я тогда буду делать?» И он побежал еще быстрей, захлебываясь студеным воз духом, который драл в горле и склеивал ноздри. Максиму казалось, что, во всю свою жизнь он никогда так не мерз. Он спешил, бежал, прикрывая лицо рваной варежкой, пока не вы скочил на поляну перед пыжинским кедрачом, пробежал кедрач, клад бище и лишь на виду «юрт», смотревших на него замороженными окош ками, пошел шагом. Никто не попался ему на улице, кроме знакомых собак. Везде короба, плетенки-мордуши, обрывки старых сетей, нарты, пеш ни, сачки, кузова из бересты, перевернутые, полузасыпанные снегом об- ласки —по всему этому сразу можно было отличить остяцкое поселение Пыжино от всякой другой деревни. И красные, синие, белые лоскутки на остяцком кладбище, и спокойный характер умных остяцких собак, и ка- Сибирские огни № 2 65
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2