Сибирские огни, 1967, № 2

строевой лес, березняк, клепку. Окрепнул лед на озерах, и потянулись туда розвальни с коробами: рыбаки из бригады Миколы Ягодкина вез­ ли фитили, морды, топоры, пешни, саки, а назад — крупного карася, покрытого инеем, с застекленевшими выпуклыми глазами. Максим по дороге в школу разбегался под горку и катился на своих деревянных подметках, как на лыжах. На крутых спусках его вертело, раскручивало, он падал и разбивал нос. Но разве можно бы­ ло удержаться, чтобы на виду всех мальчишек, девчонок .ухарски, с ветром не прокатиться с горы? Однажды пришел к ним Гаврила Гонохов. С мороза трахомные глаза сильно слезились, он вытирал их желтой скомканной тряпочкой. С привычкою старых людей старик низко, почтительно поклонился Степаниде Марковне, отыскал глазами Максима, поманил его пальцем. — Тебя мне и надо.—Он сбросил из-за спины мешок— полупус­ той, перевязанный посередке обрывком дратвы, склонился и вытащил черные пимы-самокатки.—На,—подал он самокатки Максиму,— мать привет переназывала и пимишки велела отдать. — Да ты садись,—усадила его на табуретку хозяйка.—Погрей­ ся, поговори. — Бесперечь все тебя вспоминает, мать-то,—продолжал старик, поглядывая на Максима, у которого глаза от новеньких черных ката­ нок разгорелись и щеки зарумянились.—Сказал ей, что ты учиться стараешься, утешилась... Братишка здоров, озорничает: стекло от лампы у бабки Варвары разбил. А к лампе стекло трудно сейчас достать... — А что ж Иван Засипатыч? Где ж он? — спросил Максим, при­ жимая катанки к животу. — Зять мой сидит,— неохотно ответил старик.— Я ему не судья. Не судья! — А Манефка в школу вернется? В Подъельники? — Бог ,ее знает... Просила сказать: привет Максимке, и все. Он еще посидел и ушел. Степанида Марковна взяла у Максима пимы, подавила носки и пятки большими пальцами. — Крепкие, твердые. Носи на здоровье. Видишь, ты хорошо по­ просил бога, и он обновку тебе послал. , «Никакого бога я не просил. Выдумывает». Максим весь день пробегал в новеньких самокатках: ноге в них было тепло и мягко. Мальчишки разглядывали его пимы: у них таких не было. У них были пимы серые, пестрые, скатанные из разной шерсти. Черные пимы только у Виски Болотова, но они у него подшитые, старые. , Максим с гордым видом поднимал ноги, когда шагал по улице: пускай видят. В тот день он обошел все закоулки. Заявился домой он поздно, но никто не стал его оговаоивать: буд­ то в доме все понимали, что человек, заимевший новые катанки, дол­ жен вволю набегаться. Он снял пимы: они были сырые, тяжелые. «На­ до их просушить хорошо-хорошо. Положу-ка их в русскую печку». Максим отодвинул заслонку: несло ровным и вольным жаром. Уголь­ ков не было, не светились нигде. Среди ночи Максима начало мутить удушье, он проснулся от го­ лосов и едкого чада. Как ветром сдуло его с печи. Степанида Марков­ на, в полумраке, в ночной рубашке, ругаясь и охая, топила чадящие Максимовы валенки в шайке с помоями. 64