Сибирские огни, 1967, № 2
чает тебя вдосталь. Нагульные кони! И потому, что травы у нас на Оби — нигде 1 таких трав больше нету. — Может, и есть где, да мало,— подтвердил Левонтий. — Резунед-осока разве это трава? — остановил немигающие гла за Санаров.—Я травы всякие знаю. Пырей — известно. Маренник — мелкие, душистые, от самой земли листочки. Пользительная трава для скота. Духмянка — это, выходит, мята. Лягушатник всегда сырой,, большелистый, плохо сохнет. Лук соровой. Белоголовник — в чай хо рошо. Красноголовник, визиль —для скота наедистые, для лошади — нет... Лошадь, которая чистого визиля наестся, раздуется, аж подпру га врежется. А маленько пройдет, промнется, глядь —ослабла подпру га. Для лошади этот визиль, что по мне белый хлеб супредь черного: пышный, мягкий, а толку мало. Овца —бездельница, ей впору визиль. А лошадь — работница. — А стерляди как? До черта брали, поди? —приподнялся и сел Микола Ягодкин. — Против нынешнего —куда! Стерлядь из рыб рыба. Ее понимать надо, повадки ее знать хорошо. Стерлядь идет большинство край саба. — Ну, ясно,— кивнул бригадир,— это где сор несет, кору, щепу, обломки. — Стерлядь любит одну воду. Песошная вода —с песков, ярнал вода — с-под яра бьет. И вот где две этих воды сходятся, там и стер лядь ищи. — Так и есть,— проговорил бригадир, прикуривая, от уголька. — К зиме стерлядь, осетер ямы ищут. Рыба эта в глубоких ямах ложится толщиной в несколько аршин — столь ее набивается. Рыбаки таки ямы раньше сплошь находили. Завезут якорь, бросят —он осе- дат, оседат и глубоко уйдет. Выходит дело, стерлядь зашевелилась. Это называлось «ямы ломать». Как лед отолстеет, так и «ломают». Иной раз у стерляди пошевол сам по себе бывает... Ямную стерлядь От всех отличишь: порезы на ней, рубцы. Слоями она ложится, друг друж ку секет... — Все-то ты помнишь,— подивился Левонтий Типсин,—А моя го лова после увечья на Васюгане совсем дурная стала. Смаху спроси чего — не скажу. — А я вот думаю: будь народу у нас поболе, и мы бы могли фрон ту вдосталь свежую рыбу давать,—сказал бригадир.—Тоже бы так вот: поймали — и в озеро. К глубокой осени и зимой вылавливали бы. А тут не успел поймать —вези на засольню. — Встали? А то забеседоваллсь,— с кряхтеньем поднялся старик Санаров, потирая о плечо ухо. Микола Ягодкин повернул лицо к солнцу. — Дадим, поди што, еще две тони... Рыбаки пошли набирать невод, ребята взялись за котел, потащили к воде, чтобы отчистить травой с песком. В воздухе было сыро, пахло близким дождем, все с тем же молчаливым упорством ныряли во влаж ной хмари тонкокрылые чайки, косо валились набок тяжелые, мар тыны. Максиму Кешкин отец набросал в развернутый дождевик окунь ков, ельчиков, ершиков, кинул две щуки. ' — Покажи-ка ладошки,— сказал бригадир. Максим протянул руки: они были в мозолях, изрезанные верев ками. ■ ■ :" ' 1 ■ I • ' < ] 51 <?л 4 *
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2