Сибирские огни, 1967, № 2
— Левонтия Типсина старший сыне фронта вернулся, Михаиле. Что-то вдруг сделалось со Степанидой Марковной. Вскочила она с постели и, как была в нижней рубашке, кинулась к тете Ва лерии: — И как же он? Что говорил? Какие вести привез?.. Боже мило стивый! — Был офицером, раненый: легкое пулей задето. Рана еще живая, не затянуло как следует. Ну и... пришел сразу мне показаться. И зубы дорогой Михайлу замучили: купоросом полощет. Радость, коиешно, у Типсиных. Меня пригласил, после работы у них вот и заси делась. — Не видел ли наших голубей там? Не встречался ли? — Нет, мама, он был на другом фронте. А вести, мама, хорошие. Наши везде наступают. Войне скоро конец. — Господь дает — возвращаются помаленьку люди... Свет в лампе загасили совсем. Максиму часто виделись сны. Сны ему виделись разные: и страшные, и смешные, про рыбалку, про кедрачи на пыжинском кладбище. А то ему снилось, как он ле тал — то с горы, то с дерева. Максим почти всякий раз просыпался и вспоминал, как объясняла такие сны мать. «Во сне падаешь, значит, растешь. Это, сынок, хорошие сны». От страшных снов, когда падали немцы и наши солдаты под свин цовым огнем, или когда гнались рогастые коровы, он тоже пробуж дался. Сердце прыгало, и пот выступал на лице. А губы были сухими, как опаленные жаром. Смешные, веселые сны ему снились редко... В ту ночь Максиму приснилась мать: она держала Егорку за ру ку и плакала над чьей-то могилой. Ему было до слез жалко магь, и он все ее спрашивал, чья же это могила и почему она плачет над ней? Мать отвечала, что это могила отца. Мальчик терялся: ведь отца не хоронили на кладбище, его похоронил остяк Анфим в тайге, у далекого озера. Зачем же мать говорит неправду? Потом, наплакавшись, мать повела куда-то Егорку, о Максиме забыла. Он звал мать, но он’а не отвечала ему: шла себе, да быстро так. что Максим не поспевал за ней. Тогда он крикнул, что было силы: «Ма ма!»— и проснулся... В комрате заворочался кто-то: не то Степанида Марковна, не то тетя Валерия. Он полежал с открытыми глазами, повернулся на дру гой бок и опять заснул. И снова ему приснилась мать, будто он опять в Пыжино, в доме бабки Варвары, сидит за столом с Егоркой. Мать сказала братьям, чтобы они подождали, пока она испекет толстые пышки из чистой муки. Пышки она испекла скоро Они дымились мас ляным хлебным паром. Мать положила на стол перед Максимом одну, перед Егоркой другую. Максим взял пышку, перебросил в ладонях* ожегся... И тут он проснулся второй раз в эту ночь, отдернул руку от чего-то горячего. Во сне, оказывается, он сдвинулся с толстой ват ной подстилки на горячие голые кирпичи печки — ему и нажгло руку. Уже светало. Степанида Марковна собиралась выносить пойло корове, на кухне горел светлячок. — Максим, вставай, по воду сбегай. Потом пили чай. 44
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2