Сибирские огни, 1967, № 2
Анфима Мыльжина?.. У Анфима, конешно, получше нашей, но тоже сладкой не назовешь...» Степанида Марковна услышала раз, как он читал Котьке стишки, и оказала: — Придет бабка Ульяна — скажу ей, чтобы она ту церковную книжку мне принесла, которую нам давно читал Гаврила Гонохов. На до, чтобы ты тоже к божьему слову, сынок, прислушался. Будешь чи тать нам житие Иисуса Христа. Максим моргал глазами, молчал. — Ведь почитаешь, уважишь старых людей? — Я не смогу... Я видел такие книжки, божественные: там непо нятно написано и буквы другие. — В той книжечке, какую бабка Ульяна нам принесет, все просто, понятно написано..; Ты читай Котьке стишки-то, читай. Максим выставил лоб, нагнул голову. — Степанида Марковна,— сказал он врастяжку, краснея от нелов кости перед хозяйкой,— меня в пионеры примут, а пионеры в бога не верят... — Господи, прости нас,— вздохнула, перекрестившись, Степанида Марковна и, не взглянув на Максима, ушла управляться по хозяйству. Воскресным днем заявилась бабка Ульяна — старенькая, кривобо кая, мать колхозного бригадира Данилы С'ерякова. И начались у нее со Степанидой Марковной разные разговоры, а Максим сидел на печи, слушал и ждал, что Степанида Марковна за вчерашнее будет корить его при бабке Ульяне. — Мокреть на улице,— сверкнула бабка Ульяна голубенькими гла зами.—Маленький дожжишко —лодырям отдышка. Председатель с Сериковым из двора во двор ходят, а то рысаком носятся —людей на работу гонят. — Да в дождь-то что делать? — удивилась Степанида Марковна. — В поле, конешно, неча, а в лес за дровами — кака беда доспется? — Да перемокнут же. — Э, невидаль. Ьог вымочит, бог высушит... Нонче и летом-то мало было жары: как соберутся сено грести, так сырешенько — трава выле живаться не успевала.. Ох, жись, распроязви ее, распятнай ее пятнами большими.— Бабка Ульяна была одега в черное, вшахинала руками, а голубенькие глаза ее, такие необычные на дряблом лине, были злы ми.—Извелся Серяков мой. страсть какой шумоватый, несдержанный стал. И все бригадирство это его заездило. — А другого тут бригадиром и некого, Чеевна.— Была у Степани ды Марковны привычка — величать всех подряд «Чеевнами» да «Чееви- чами». Максим не помнит, чтобы кого-то она назвала полным именем- отчеством.— Сын твой — хозяин, хоть и стар уже и здоровьишком слаб. Видала я. как он стога прошлые годы метал: живчиком, живчиком — залюбуешься. — Хиреть стал, про то и толк... — Война людей изводит, Чеевна. Кому сейчас легко? — Нет, бога не чтим, живем греховно... Вон он, сидит на печи,— она махнула черной рукой в Максимову сторону.— Пошли его христа радничать, так он тебе лба не перекрестит. А я в девках, поди, сто мо литв уже знала. А теперь что же это тако? И стар и млад богохуль ствуют. Вечёрась Гаврила Гонохов сослепу-то об угол стукнулся. Я мимо шла. Слышу: Гаврила бога изматерил.— Бабка Ульяна выпучила гла за.— Батюшки! Давай я его стыдить, а он одно мне: махнул рукой да в избу... А вспомнить... На Алтае, в Малаховке нашей, в церковном хо 39
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2