Сибирские огни, 1967, № 2

Одно время, когда они жили в Пыжино, ему даже сны снились та­ кие. Снилось, что Манефа попадала в беду, а он выручал... — Отойди — сорвешься. Ямина там глубоченная. — Не указать,— капризно сказала Манефа, но от обрыва все-та- ки отошла. Ветер с шумом прошел по кустам, по вершинам деревьев. Мальчик остановился, вглядываясь и вслушиваясь. — Залопотали осины с осокорями,— проговорил он радостно.— Вон как листочки дрожат, будто живые. Время подкатилось к вечеру. Арина покормила их свежими ле- лешками, и Максим пошел провожать Манефу с острова до Пыжино. Возвращался он уже ночью. На бледном небе черно маячил остров. На плоских, широких вершинах деревья держали еще клочок зари. Кричали филины. Страшной казалась чернота кустов, где ни треска, ни вздоха — мертвая тишина. Всегда боишься того, чего не знаешь. Смутно сереет водная гладь. Если вглядеться, то можно увидеть, .как морщится вода, складками разбегаясь от носа лодки. Глаза к тем­ ноте привыкают. Далеко-далеко видится слабенький огонек бакена. Это, должно быть, бакен у Подберезников: его зажег бакенщик-перевозчик -Маковей Зублев. За островом где-то пыхтит пароход. По звуку и по тому, как не­ быстро молотит он плицами, можно понять, что это буксир с баржами... -На баржах увозят вверх по Оби лес, бочки с соленой рыбой, копченых язей в ящиках, муксунов, стерлядь. На баржах увозят клепку, балберу, дуб-корье, связки мехов. И все это, как говорил Иван Засипатыч, пожи­ рает, проглатывает война... И людей. Сколько их поуходило на фронт отсюда, а сколько вернулось? Из Пыжино только дядя Андрон пришел, и тот утонул в Васюгане. Лодку в протоке сносило, Максим начал грести быстрее и скоро уткнулся в пологий берег острова. И когда привязывал лодку на цепь, увидел, как стороной проплывает маленький обласок и сгорбленный человек в нем. Мать с Егоркой сидели у костерка. В загоне лежали, прижавшись друг к другу, свиньи. Мать поднялась над огнем. — Глаза проглядела, все жду... Знобит меня что-то. Уж не лихо­ радка ли снова пристала? Завтра один погонишь свиней. Максим промолчал. Они посидели еще у костерка и ушли в карамушку, выкуривать комаров. — Мама... — Чего тебе? — Я видел сейчас человека на обласке, горбатого. — Как горбатого? — Ну, ехал он, гребся и пригинался. — Рыбак, поди, какой. Спи... Остров весь потонул в раннем веселом солнце. Дул ветер с реки, шелестел мокрой листвой, гнал поверху жидкий туман, прижимал к земле жесткие волосы длинной осоки. Мать сварила затируху, заправила капелькой масла. Максим по­ хлебал, сунул в карман краюшку черствого хлеба, ржаного, покосился на свежие пшеничные булки. Две булки им выдали третьего дня — паек на полмесяца, и мать их берегла. Максиму хотелось свежего хлеба, но он подумал, что просить все равно бесполезно. 16