Сибирские огни, 1967, № 2
меня, как громом, оглушили полузабытые черты. И к нам идя / сквозь шум базарный, как на угасшую зарю, я наклоняюсь благодарно и ничего не говорю, лишь с наслаждением и мукой, заЗьш печали и дела, целую старческую руку, что белой рученькой была. На такую благодарность способны лишь исключительные души. И не сильнее ли она, не глубже ли всех прежних благодарностей поэта? По-моему, глубже, сильней. И все-таки эти стихи мог написать лишь тот самый, прекрасно знакомый поэт. Да, Смеляков ос тается Смеляковым... Одна статья о книге «День России» на чиналась так: «Любители стихов, постоянно следящие за новинками поэзии, представ ляются мне как бы путешественниками по горной дороге. Каждый день — участок до роги — открывает новое: холмы, пригорки, вершины... Ехать приятно и глядеть любо пытно...» Я не терплю слова «любители» и «но винки», когда их применяют к поэзии. Но дело сейчас не в этом. Я думаю, что если вы цените в жизни и в искусстве дашь раз нообразие да смену впечатлений, если вы любите путешествовать только потому, что на всех широтах вам одинаково приятно н любопытно, равно по душе и нет клочка земли, приближаясь к которому вы всегда — всегда! — чувствуете, как начинает учащен но биться ваше сердце,— если это так, то поэзия Ярослава Смелякова, видимо, едва ли вас тронет. Я должен честно сказать, что не все в новой книге Смелякова мне нравится. Я понимаю, что в стихотворении «Сол дат и батрачка» звучит тема интернациона лизма, говорится и о других важных вещах, но оно представляется мне многословным, необычно для Смелякова спокойным — и не трогает меня; я не разглядел интересных мыслей в стихотворениях «Командармы», «Воробышек», «Денис Давыдов»; стихотво рение «Машенька», по-моему, длинновато, несколько вяло; стихотворение «Комму нист», в котором рассказываетсяо челове ке трагической и героической жизни,—он двадцать лет просидел во франкисцской тюрьме н стал там поэтом,— удивило меня легким игривым ритмом: ...Снова будут забастовки, снова жизнь, как есть сама, прокламации, листовки и мадридская тюрьма. Ни жены, ни денег нету, только дело на уме. Вот какие те поэты, что рождаются в тюрьме! Это сказано так бодро, словно тюрьма — лучшее место для формирования поэта. А Смеляков-то знает, что такое тюрьма (смо три хотя бы стихотворение «Воробышек»), Однажды в его присутствии я пустился в рассуждение о том, что вот, мол, любопыт 168 но: узники Петропавловской крепости, про сидевшие там 15—20—25 лет, доживали по том до глубокой старости... С какой пре красной злостью, с каким святым плебей ским негодованием обрушился на меня за эти изыскания Ярослав Смеляков! Разные недостатки видятся мне в упомя нутых выше стихах, но есть у большинства этих стихов и общий — главный — недоста ток: они содержат не то повторение, о ко тором мы говорили,— не повторение-углуб ление, не повторение, освещающее новую сторону той же темы, а просто повторение уже знакомого. Могут сказать: позвольте, вот стихотворение «Коммунист». Смеляков не писал раньше об узниках франкистских тюрем. Какое же тут повторение? Я со глашусь: да, вроде, не писал, как не писал и о Денисе Давыдове, о старых командар мах... Но хотя в стихах этих есть прекрас ные своей выразительностью и поэтической свежестью строки, например, в стихах о ко мандармах: В петлицах шпалы боевые за легендарные дела. По этим шпалам вся Россия, как поезд, медленно прошла.— в целом,— по строю мыслей и чувств, по краскам и интонациям,— эти стихи повто ряют и только повторяют то, что мне хоро шо знакомо. Нет, «повторения», которые мне дороги- в смеляковской поэзии, нечто совсем дру гое! Вот я называл поэта трудопоклонником, говорил, что его стихи всегда исполнены уважения к рабочему человеку, любви к не му,—и приводил соответствующие строки. В новой книге эта благородная черта поэзии Смелякова возникает перед нами в уже- упоминавшихся стихотворениях «Сосед», «Хаши в Батуми», «В защиту домино»,. «Николай Солдатенков», отчасти в стихот ворении «Один день» — возникает на но вом жизненном материале, в новом ракурсе. И даже русский язык в одноименном сти хотворении неожиданно предстает в облике многовекового труженика, страдальца и борца. Но с наибольшей силой эта черта, на мой взгляд, выражена в стихотворении «Ка мерная полемика». В нем рассказывается, что некая младая поэтесса, «живя в достат ке и красе», написала стишок о том, что вот-де ехала я как-то утром в электричке и увидала за окном женщин-рабочих, ко торые, расположившись около путей, зав тракали. И перед ними — случай редкий — всем представленьям вопреки — не ресторанные салфетки, а из холстины узелки. Они одеты небогато, . ‘ но все ж смеются и смешат. И в глине острые лопаты средь ихних завтраков торчат. И поэтесса позавидовала этим женщинам, » ей захотелось сойти к ним из поезда, чтобы
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2