Сибирские огни, 1967, № 2

В. БУШИН „Д ЕНЬ РОССИИ“ Первые встречи со многими стихами Ярослава Смелякова я навсегда запомнил, как встречи с дорогими мне людьми. ...Я строил окопы и доты, железо и камень тесал, и сам я от этой работы железным и каменным стал... Я стал не большим, а огромным — попробуй тягаться со мной1 Как Башня Терпения домны стоят за моею спиной... Я стал не большим а великим... Эти строки я впервые повстречал, торо­ пясь на занятия в Литературный институт, в Сытинском переулке, где висела витрина газеты «Труд». Стихи «Если я заболею .», которые поют ныне в электричках и на туристских при­ валах ровесники этих стихов, я услышал впервые от моего однокашника грузинского поэта Отара Чилидзе... Этот перечень мог бы быть долгим... Встречу с новой книгой Смелякова «День России» я тоже запомню навсегда. Чем же волнует, чем врезается в память эта книга? Ведь вроде бы все так привыч­ но, так знакомо. Тот же выпуклый, точный стих, то же зернистое смеляковское слово, тот же, в целом, взгляд на вещи, даже те­ мы некоторых стихов, даже кое-какие стро­ ки, поэтические формулы и определения уже давно знакомы. Вот во «Вступительном стихотворении» поэт заявляет: Я стихи писать не буду Из-за всякой ерунды... Но ведь н раньше Смеляков не раз говорил то же. Поэзия никогда не была для него «дешевою эстрадой», но всегда — трибуной, •на которую он поднимался с «пророческим посохом» в руке или с трубой, способной прогреметь тревогу и веселие, победную ■песню и скорбную весть. Сразу вспомина­ ются хотя бы эти давние строки: Я не могу писать по пустякам, как словно бы мальчишка желторотый, иная есть нелегкая работа иное назначение стихам. Меня к себе единственно влекли — я только к вам тянулся по наитью. великие и малые событья чужих земель и собственной земли. Издавна одной из главных черт поэзии Смелякова была любовь к труду, уважение к рабочему люду. Как были солнцепоклон­ ники, так он — трудопоклонник. Это — крае­ угольный камень целой эстетической про­ граммы, исходная точка очень многих его стихотворений. При определении сущности, подлинной цели и красоты человека, да и не только человека, но даже и животного, растения, машины, вещи, пейзажа, для него основное.— трудовой критерий, как это ни странно звучит в применении, скажем, к пей­ зажу. Казалось бы, еще более странно прила­ гать этот критерий к растениям, цветам, птицам. Но Смеляков последователен и тут. Вот перед ним роза, соловей и ветка хлоп­ ка. Вынужденный сопоставить их, поэт за­ ключает: Не то чтоб в этот век железный, топча прелестные цветы, не понимал я бесполезной, щемящей душу красоты. Но мне дороже ветка хлопка не только пользою простой, а и своею неторопкой, своей рабочей красотой. Правда, о розах есть у поэта и другое стихотворение. Он признается в нем, что в юности «с грубостью ироничной» относился к розам. Но в зрелые годы, оказавшись как- то в Таджикистане, он вдруг «ощутил нелов­ ко: выдохлась, ослабела старая установка». Это почему же? Да потому что в юности ро­ зы казались ему аристократками, а здесь, в Таджикистане, розы всюду: в каждом дво­ рике, возле ЦК, на прилавках магазинов («не для продажи, только для украше­ ния»), за стеклом грузовика.. Роза в цеху рабочем и под окном поэта. Мне приглянулась очень демократичность эта. Но тут же поэт просил простить его за нарушение «принципов и традиций грозно,104