Сибирские огни, 1967, № 2
— Да, да, идеальна Я пишу, ищу и ищу: создание образов в этой пьесе должно быть подчинено иным требованиям, нежели в произведениях камерной драматургии. Не нужно бояться публицистики, плакатноети, известной заданности характеров. Почему мы забываем опыт Маяковского? Правда, здесь нужны и актеры иной техники. А я пытаюсь добиться такой организации мате риала, так написать пьесу, чтобы в ее архи тектонике, сплетении сюжетных линий, в раскрытии и столкновении человеческих су деб явственно обнажились связи людей, живущих в разных концах земли. Я хочу, чтобы зритель как бы зараз сумел обозреть нашу планету и увидел бы, как много зна чит труд каждого простого человека, по нял бы поэтическую и общественную сущ ность труда этого рядового человека, убе дился, что простой человек — это фигура в мировом процессе! Он сделал долгую паузу, провел рукой по волосам и закончил устало: — Трудно все это, и со многим я, видно, не справлюсь. И критика, конечно, мне по шеям надает.. — А ты уже заранее подсчитываешь шишки... — Но-но, не остри,— погрозил он паль цем,— тебе, небось, хорошо критической ду бинкой помахивать, ты бы попробовал сам написать пьесу. — Пробовал. Он удивленно посмотрел на меня. — И как? — Трудно. — Вот видишь,— и он подтолкнул меня в бок,— а ты хочешь, чтобы я справился со всеми поставленными задачами. Помолчав немного, он медленно, как бы проверяя себя, сказал: — А не думаешь ли ты, что если б в каждом своем произведении мы, пишущие, справлялись со всеми поставленными зада чами, то литература превратилась бы из живого, постоянно развивающегося и дви жущегося процесса в производство сплош ных шедевров? Надеюсь, не думаешь? А то наша критика постоянно почему-то тоскует о некоем абсолюте, и это порой мешает ей правильно оценивать роль того или иного писателя. — Ну, не знаю,— сказал я,— как насчет критики, а писатель такой абсолют должен перед собой ставить. — А я о чем тебе толковал,— горячо воскликнул Маляревский,— но что делатьг ежели со своим абсолютом мы не всегда в состоянии справиться и вместо искомого' подчас получается черт знает что! Он замолчал и стал размеренно, будт» считал шаги, ходить между рядами стульев. Я поднял голову и прислушался. Дождь стихал, с улицы доносился лишь тихий ше лест дождевых капель и глухое бормотанье струй в водосточной канавке Я распахнул окно Запахло мокрой зем лей, мокрыми травами, деревьями, расцве тающим летом. По мостовой неслись пенные потоки, взмокшие мальчишки пускали бу мажные кораблики. Кораблики летели пг бурной воде, вертелись в водоворотах, са дились на мели, тонули, а мальчишки с ра достными воплями бежали вслед за своим флотом. Показалась стайка галдящих дев чонок с длинными мокрыми волосами. Они шли босиком, бережно прижимая к груди мокрые туфли. Я высунулся в окошко и в лицо пахнуло влажным теплом, душным ароматом сирени. — Хорош наш город! — услыхал я у себя за спиной,—ох, хорош!— и Павел, слегка потеснив меня плечом, сел рядом на подоконник. Мы долго смотрели на отсыревшую ули цу, потемневшие от дождя стены домов, на облака, которые все дальше уходили за вы сокие крыши, очищая середину неба, на густую, набрякшую зелень. Потом по тро туару дробно процокали острые каблучки, и маленькая девчушка окинула нас смею щимся взглядом, прошла немного, оберну лась и вдруг показала язык. — Ого-ого, ах-аха-ха-ха] — загрохотал Маляревский, высовываясь из окна и глядя вслед девушке.— А ты говоришь — «два гроша надежды». Не-ет, мне этого мало... мало! Мне подавай надежду на целковый, самый что ни на есть новенький неразмен ный рубль!... И*
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2