Сибирские огни, 1967, № 2
ки письма. Тишина, за окном дотлевает ве чер. Я не заметил, как прошел этот день. Я был все время один, но, кажется, невысокий худощавый человек в узком пиджачке не сколько раз тихонько склонялся надо мной, и тогда немые строки писем оживали и за говаривали его голосом... Что такое биография писателя? Для чи тателя это прежде всего —его книги. А для самого писателя? Разумеется, тоже книги, как итог свершенного, но свои книги писа тель, случается, забывает, а вот то, как пи сал их, он не забудет никогда. — Драматург — это человек, который играет роли всех своих персонажей,— убеж денно говорил Маляревский. И он играл, и вживался в роль настоль ко, что забывал, порой, где он. Приходил в издательство и, прежде чем открыть дверь, стучал мелко и дробно: раз и два, а затем сле довали слитные: три-четыре-пять, и снова мелко и дробно: раз и два, раз и два. От стучав, он приоткрывал дверь, просовывал голову, поводил голубизной глаз и, убедив шись, что все на месте, входил медленно и робко. Придвигал к себе стул, но садился не сразу, а осторожно опускался на самый кончик и начинал слегка подскакивать. И было видно, как едва шевелящиеся губы снова отсчитывают одному ему ведомый счет, лицо отрешенное, глаза устремлены в пространство... Потом он лихо сбрасывал с головы измятую шляпу, смотрел на всех светлыми с бесовской хитринкой глазами и, как ни в чем не бывало, громко и весело говорил:— Здравствуйте! В следующий раз в редакторской бес шумно распахивалась дверь, и он, быстро быстро, низко наклонив голову, перебегал комнату. В зубах он держал свой огромный желтый портфель. У стола по-гусиному вы тягивал шею и выкидывал портфель на cтoлt бухался на колени, вынимал рукопись и, протягивая редактору, кланяясь и фигляр ничая, кричал высоким плачущим голосом: —«О, любимая, прими же, прими от недо стойного!..» Чудачество? Озорство? Иные считали его чудаком... Иные находили у него странности. Но он не был чудаком. Озорником, да. По озоровать любил, подчас крепко. Но ни чу дачеством, ни озорством нельзя объяснить такие выходки. Он играл, создавая какие-то не понятные никому образы, разыгрывал перед ошеломленными зрителями, может быть, только что вставшие перед его мыс ленным взором сценки. Конечно же, он не делал этого где попало, а лишь там, где его знали и могли если не понять, то, не доуменно пожав плечами, обхохотаться над внезапным действом. Как-то мы шли к нему домой. Обогнав меня на лестнице, он вбежал на четвертый этаж, ходко отпер дверь квартиры и, рас крыв ее настежь, влетел в комнаты. Когда я вошел, то даже отступил: так неожидан но было то, что он делал. Стоя на четве реньках, он заглядывал под кровать и ша~ рил по полу руками, словно выгребая из-под ложа нечто одно ему видное. Пятясь задом, он вылез, поднялся на ноги, резко повернул- ся ко мне всем корпусом и тоненько захи хикал. Глаза у него были мутные, расти- ренные ужасом, брови высоко взобрались на лоб. Издав визгливый вопль, он бро сился к книжным шкафам и стал торопли во распахивать дверцы, пританцовывая л высоко вздергивая плечи. Он подвывал, и скрюченные его пальцы бегали вверх и вниз, по книжным полкам... Мне стало не по себе. Я не мог понять, что с ним, и не знал, что делать. И туг я заметил мгновенный, исподлобья брошен ный на меня взгляд —• глаза смотрели осгуо* пронизывающе, с любопытством. И я сказал: — Знаешь, здорово это у тебя получи- лось. Он опустил плечи, медленно провел ру кой по лицу, точно снимая с него маску, л спокойно спросил: — Ты думаешь, похоже? Признаться, я не знал — на что похо же, но на всякий случай сказал: — Да, на бабу-ягу. Он оживился. — Как ты угадал? Правда, это не баба- яга, а Мырген, страшный волшебниц, вроде нашего Кощея бессмертного. Ему донесли, что степные люди забрались в его дворец, чтобы освободить царевну Влагу, которую он тайком похитил... За чаем я спросил его: — Павел, а за каким чертом ты разы грал передо мной эту кошмарную пантоми му? Ведь мог же я подумать... Он хитренько усмехнулся: — Во-первых, я не дал бы тебе подумать, а, во-вторых, ей-богу, мне только сейчас на лестнице пришло в голову, что вот именно так Мырген должен искать в своем жилише степных людей. Ну, и — на ком-то надо жэ проверять свои находки?.. — И доволен результатом? — А то нет,— он снова, теперь уже до вольно, усмехнулся,— посмотрел бы ты на себя? А впрочем,—он поскреб лысеющую макушку,— кажется, переиграл: все-таки пьеса-то для детей... Пьесу эту он так и не написал. Замыс лов у него всегда было больше, чем пьес. Но в его драматических сказках — «Чудес ный клад», «Не твое, не мое, а наше» — а образах злого нойона и жадных кулакоа было что-то от страшного Мыргена. Так вот, этот страшный Мырген, который будил воображение и не давал покоя, взы вал и вымаливал плоть и кровь живу,— то же ведь биография писателя? Несомненно. Притом, думается, доподлинная, но скры тая от всех. Есть и другая, обычная писа тельская биография для справочных изда ний. В ней есть все: и когда родился, и где, и в какой семье, перечислено, что написал и когда, сказано, имели успех его произведе ния у читателей, зрителей или нет... 150 ,
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2