Сибирские огни, 1967, № 2

Отец боится за Левку. Бели думы о бабе в башке застряли, если они по ночам спать не дают, на рыбалку и на охоту, как тень, за тобой тащатся,— худо, выходит, дело. Ни кулаком, ни плетью дум этих не вы­ бьешь. Одно остается —женить сына. Левка уже большой, поперек лавки его не положишь. Он как-то сказал отцу: «Уйду из дому в соседние юрты — в Тюхтерево». Анфим ухватил его за руку, да Левка как дернется, так чуть отца с ног не свалил... «Обалдел он от этой девки. Женить, женить, а то ни работы не будет, ни сладу». Не для того Анфим на старость растил помощников, чтобы они в соседние юрты бегали, в Тюхтерево... — Загуляли бы к осени, а? Левка бы перед гоном сохатого добыл, жирного. Бражки бочонок доставили бы. Ну, чо ты, Иван Засипатыч? Искренность Анфимовых слов подкупала Пылосова, но не лежала душа у него к остяцкому парню. Не лежала душа, а против души он идти не хотел. Да и что было тут рассуждать? Уж если Калиска, не спросись его, сураза нагуляла, то будет ли она спрашивать, за кого вы­ ходить ей замуж? Эта мысль показалась ему удобной для отговорки. Иван Засипатыч подошел к остякам, тоже присел, притулился к Ко­ лодине. — Дай огоньку,— попросил у Анфима,— спички дома забыл... За ­ бывчивый стал... Ты говоришь — замуж. Замуж силком не вытолкаешь. Любит она того ветродуя, и ништо ты с ней не поделаешь. Дитя она кормит. Начни ее гнать-неволить... Запыхтел Анфим, заворочался. Трубку свою докурил, а новую на­ бивать не к чему было: беседа кончилась. И, крякнув, поднялся, а сле­ дом за-ним и Левка с Порфилкой. Лев^а острый топор с руки на руку перебросил, глаза его сильно под лоб ушли, будто Левка увидеть хотел свои черные брови— сдвинутые, сердитые. «А ведь так ничего парень,— подумал Иван Засипатыч,— как-то раньше к нему не присматривался...» Иван Засипатыч посидел еще на валежине и поднялся, когда заслы­ шал частый перестук топоров: Мыльжины за кустами рубили облюбо­ ванный осокорь. Балберы Пылосов наколол, натесал; больше ему на Осиновом остро­ ве нечего было делать. Иван Засипатыч спихнул на воду свой пузатый, с бортовыми нашивками, обласок, оттолкнулся веслом и поплыл, загре­ бая не часто, но сильно, упруго. Он был тяжел, Иван Засипатыч, и от этого нос у обласка задрался высоко: до половины почти оголилось днище. Корма загрузла. Так вот, не громко взмахивая веслом, он миновал обскую прото­ к у— серую воду и въехал в неширокое устье Пыжинки, попав из серой воды в торфяную, коричневую. По берегу, со стороны Дергачей, шел человек. Когда человек по­ равнялся, Иван Засипатыч, приложив ладонь козырьком и близоруко сощурясь, увидел, что это женщина. «Кто же она, откуда?» Иван За- сипагыч подосадовал на свои глаза; вроде и баба знакомая, а он раз­ глядеть не может. Пылосов так и ехал какое-то время, держа весло в одной руке и загребая им, словно балуясь, а другую руку не отрывал от глаз. «Кто же такая, откуда? Вот одолел меня зуд!» Ему подумалось, уж не баба ли это Левонтия Типсина, Дарькина мать? «Нет, кто о чем, а вшивый о бане... За какой ей холерой сюда переться? Если бы у нее был не Ларька, а Манька, и если бы эта Манька ей сураза принесла, тогда бы она забегала. А то ей —што? Парень, мужик... А дело мужицкое «е рожать...» Иван Засипатыч ядовитенько усмехнулся — сам над собой. п