Сибирские огни, 1967, № 2

таун, в Аргентину и в Россию за лесом, и он бы выбрал последний, са­ мый короткий, и потому —самый невыгодный?.. Он ждал ответа. — Ну...— нерешительно начал я. — Вы стесняетесь,—сказал капитан.—Но вы ничего не прибавите к общему мнению, назвав такого владельца сумасшедшим. А владелец сделал именно такой выбор, и вот тогда-то команда и разбежалась. Но они зря сбежали... За этот рейс владелец заплатит как ни за какой дру­ гой. А деньги... Деньги он найдет. Он продаст свое судно на металл... Он подумал минуту, потом отрицательно покачал головой: — Нет, судно я не продам. Судно это — клочок моей родной зем­ ли. Украденный клочок, но умереть я должен на нем, только на нем... Там, на мостике, штурман сказал мне: «Вот она, твоя Россия. Ты рвал­ ся к ней, вот она, гляди. Ничего, кроме пустых, северных берегов. Стои­ ло ради этого жертвовать хорошими деньгами»... Во всем —только деньги... Разве он поймет, этот штурман... Капитан ткнулся лицом в ладони и замолк. Я осторожно поднялся из-за стола и пошел к двери. Он меня не останавливал. Возможно, история эта с годами затерялась бы в моей памяти сре­ ди других, которыми так богата наша лоцманская жизнь. Но однажды, совсем недавно и совершенно случайно, в газете го­ довой давности я наткнулся на такое сообщение: «В ночь на 16 февраля у северо-западного побережья Англии разы­ грался шторм небывалой силы. В отдельных порывах ветер достигал скорости до 58 метров в се­ кунду. Около полуночи береговыми радиостанциями был принят сигнал бед­ ствия с греческого парохода «Иванос». Пароход следовал из Балтиморы в Белфаст с грузом сыромятных шкур. Немедленно на помощь ему из ближайшего порта были высланы два спасательных судна. К месту аварии суда прибыли в 7 часов 42 минуты по гринвичскому времени. Часом раньше пароход «Иванос» затонул. Вся команда спасена, за исключением капитана, который одновре­ менно являлся и владельцем судна. Как установлено, причиной аварии явился сильный износ корпуса и машины. Обстоятельства гибели капитана остались невыясненными». Остались невыясненными... Мне сразу вспомнился печальный сумрак тесной каюты, наискось перечеркнутый лучом предзакатного солнца. Ром з гамбургских стака­ нах с делениями. Мрачно мерцающие серые глаза на морщинистом лице. И хрипловатый глухой голос старика-капитана: — Судно это — клочок моей родной земли. Украденный клочок, но умереть я должен на нем, только на нем... И что же тут выяснять?