Сибирские огни, 1967, № 2

И никто не мог мастерам Ни перечить, ни дать совета. И никто им был не указ. Стены, окна, врата и двери Воздвигали они на глаз, Ну а глаз — чем его измеришь! Возникал, означался храм, Рос, как сосны растут, с рожденья Светел, праведен, строг и прям, Будто в сказке по наущенью. Прост, как небо, поле, река. А стоишь, глядишь и глядишь и,— А всего-то одна строка Белых кружев камня под крышей. А всего-то на нем сошлись Мастера, забываясь в выси. И кричал им: — Посторонись! Ну-ка, дайте! —Сам Дионисий... 3 Дионисий. Синие выси. Храм шатровый на берегу, Он раздвинул его, возвысил Кистью. Как, понять не могу. Разворачивая тряпицу, Яйца в жестких пальцах лупил. Обдирал сухую плотицу, Запивал водой и всходил На помост. К себе на тесинку Восходил, как на край небес, Прижимая с красками кринку Ко груди, и глядел через Стены каменные, навылет. Широко сияли глаза. В них озера и грады плыли, Зори прядали и гроза. Травы синие Бородавы. И он в озеро кисть макал, А потом он макал в дубравы, В алых зорь золотой накал. А налево, да и направо Лишь леса в багреце, в дыму. Кто давал ему это право, Кто позволил это ему? Но взрывались листвой дубравы, Но всходили до неба травы, И несли реки свет во тьму. Было здесь ему не до славы, А до правды было ему. И глазасты, высоколобы, Выше сосен, сильнее рек, Души плотников, землеробов, Словно молнии, били в век. Не принижены, не убоги, в Сибирские огни № 2 113