Сибирские огни, 1967, № 1
А Максим уже взгромоздился на лавку, сунув под себя шапку с оторванным ухом. В этот день принесли Арине письмо. Арина читать не умела, и тот остяк, что захватил почту из Сосновки, тоже был темный, но он сказал, что письмо это ей, Сараевой. — Может, не мне, а Катерине, Варвариной дочери?—.недоумевала Арина. — Тебе, тебе, читай,— мотал головой остяк. С растревоженным сердцем переступила она порог Пылосовского дома. — Гляньте, Иван Засипатыч, мне ли: а может, другому кому? С фронта... А там у меня никого. Еще со вчерашнего жарко было у Пылосовых. Хозяин сидел за сто лом, пил, не торопясь, чай, низко склонившись над блюдцем: перед ним стояли белые сухари в тарелке. На желтом, будто болезненном лице близоруко щурились серовато-влажные глаза. Он взял конверт, поднес его к носу. Восковая лысина блестела от пота, как горячий блин от масла. — Андрон пишет, бондарь... Знавал я его. •— Андронушка!— вырвалось у Арины.— Вот не чаяла... Уж ка кие с мужем моим друзья они были... Читайте, Иван Засипатыч, что же он пишет такое? Развернув треугольник, Пылосов прочитал, что Андрон всех пом нит и всем приветы шлет, что был он под Москвой ранен, контужен, но сейчас в госпитале излечивается и, должно быть, скоро (поднимется на ноги. Врачи говорят, что на фронт его больше не пустят. Он вернется домой и будет стоять на трудовом фронте, как стоял на войне... Спра шивал, как живет там семья его друга — Егорши Сараева. — Дай-то бог, чтоб возвернулся, сердешный,— обмахнула Арина закрасневшееся лицо,— Золотой человек повсюду нужон. — Приедет, если отпустят,— опять наклонился к блюдцу Иван За сипатыч.—Садись-ка, баба, чаю попьешь. Давай, угощайся, Арина, ешь... Стюра! — крикнул жену.— Подай стакан. Стюра вышла из комнаты-боковушки, поздоровалась с гостьей стес нительно, поклонилась, чем сильно смутила Арину: уж такого привет ливого обращения она здесь не ждала встретить. 13 Давно уже коченеют конские котяхи на дорогах, хорошо угодишь носком — далеко катятся от пинка. Катятся, катятся и зароются в снег. Снегопад зачастил: который раз валит в нынешнюю зиму. Под снегом совсем уж скрылись могилы на маленьком пыжинском кладбище, кре сты укутались белой ватой, не сразу поймешь: крест это или палка ка кая торчит из сугроба. Не стало видно ни черных крыш, ни завалин, ни труб, ни рыжей травы на Анфимовой бане — закутало все, замело. Мо роз заставляет Максима хвататься за нос, только ему это все нипочем: летает он из избы в избу, обивает пороги, таскает за собой холод и снег. — Обметай ноги! И дверь прикрывай плотней, чо расхлябенил? — ругается мать Пантиски, но Максим знает, что это она просто так, не всерьез — постращать надо, чтобы наперед знал. — Теть Нюра, а где Пантиска? —деловито осведомляется он, слов но пришел по какому важному делу. 92
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2