Сибирские огни, 1967, № 1
острие. Доволен остяк, трубку курит, шепеляво что-то рассказывает двум старикам, которые примостились возле него на низеньких чурочках. Тоже к у с я т и слушают. И Максим стал слушать: любил разные байки до жадности. — В Каргаске лонись заготовщик ко мне пристал: пошто, Анфим, говорит, морда така у тебя широка, больша? Пьяный был заготовщик, чумной башка. Я ему чо отвечу? Чай, говорю, много пью. Смеяться стал: молодцом, Анфим, остряк! А я ему: куда денешься, если остяк. Совсем закатился заготовщик. Веселый башка был. Тоже на фронт взяли... Жи вой ли, нет? — Н-ня,—пошевелился один старик, вынимая изо рта слюнявую трубку. — Кай? — спросил погодя другой, глуховатый, и посмотрел на Мак сима узенькими морщинистыми глазами. — В баню надо,— кашлянул Максим в затылок Анфиму.—Мамка сказать велела. — Погоди ужо, доточу самолов... Пока заберись на чердак, веник сыми. — Я уже снял. — Чичас... — Кай? — Глуховатый старик вытянул желтую шею, ему никто не ответил. Тогда он заговорил по-своему, покачивая сочувственно голо вой.— Куштуль, куштуль... Челмба... Мальчик понял, что старик жалеет его, Егоршу, мать, говорит, что была плохая погода, ненастье и большой человек умер в это ненастье, а | маленький человек народился —это, значит, Егорка. И жизнь для ма ленького человека будет тяжелая, и для Максима с матерью тоже. — Понял, чо он сказал? —повернулся Анфим, свешивая на дере вянный штырек готовые самоловы и кивая на глуховатого старика. — Он нас жалеет.—Максим подтянул сползающие штанишки. Анфим достал красный шелковый кисет, сунул щепоть табаку в трубку, не выколачивая из нее пепла, показывая красный язык, гнусова- то запел: Девки баню затопили, Загорелся потолок. Через каменку скакали, Опалили хохолок! И хлопнул привычно по голяшкам приспущенных бродней, крикнул: — Дуй, Максимша, запаривай веник, мы чичас! Развесил ухи, варнак! 11 Быстро стемнело, синевато лежал на огородах снег, чернела банька в голых кустах бузины. В баньке было удушливо жарко, мигала жировая коптюшка в предбаннике. Старики и Анфим сопели, глухо двигали шай ками, наливая по очереди горячую воду. Максим стоял перед зевом каменки и вспоминал, что позапрошлую зиму на Кандин-Боре его еще мать брала мыться с бабами, а после, как минуло ему семь, он стал ходить с мужиками. В потемках, когда приглядишься, то видно, как двигаются скрючен ные тела стариков, прискокивает вокруг шайки хромая фигура Анфима. Все они кажутся синими призраками, а духота, темень и сизые раска ленные камни вызывают в Максимовой голове страшную сказку матери о преисподней, где черти жарят грешников. 87
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2