Сибирские огни, 1967, № 1

словно копило, собирало все силы, чтобы вечером взвыть еще раз бабь­ ими голосами. В Дергачи, к перевозу, стекался народ из Сосновки, с Больших и Малых Подъельников. Из Дергачей призывников повез к пароходу ба- кенщик Маковей Зублев. У самого Зублева брали на фронт двух сыно- веп. Кроме них, у бакенщика никого не было. Он ходил как помешанный, тыкался по углам. А тут еще баламут Костя Щепеткин пьяный, с млад­ шим сыном его драку затеял... Ьсе, кого брали на фронт, хмельные и раскосмаченные, с измочален­ ными чубами, садились в большой сельповский неводник. Бабы глядели им вслед чумными глазами, выжимали в платки красные распухшие носы и выли. Скажи рассопливились. Не мертвых —живых провожаете,— храбрился полупьяный бондарь Андрон.—Живы будем — вернемся, слышь, Максимша? Расти тут, мать слухай, дядьку не забывай. Максим махал всем рукой. 8 И так у Сараевых было немного вещичек, а теперь и вовсе углы опустели. Что можно было обменять на р&бу, на сушеные рыбби кости, на чашку муки —обменяли. Молодую картошку еще не подкапывали- жалели, да и была она не крупнее яйца куриного. Арина стала еще набожнее, чем была прежде: и слова не скажет, не упомянув имени божьего. А зевает когда — вздохнет и рот перекрестит. Сроду раньше не замечал Максим за ней такого. Сама богу молится, а Максиму, что ни день, то холку дерет: злая, невыносимая. И креститься его заставляет, и не как-нибудь —на коленях перед иконой. Трудно стало Максиму жить: и голодно, и бока болят от частых побоев, и дома сидеть заставляют зыбку качать с крикливым, всегда недовольным бра­ тишкой. Мать часто плачет и сквозь плач говорит, что лучше бы он не родил­ ся, Егорка, лучше бы бог у нее прибрал его. Когда Максим слышит такие слова, он тихо-тихо сидит и думает... Он не знает еще, жалко ему бра­ тишку или не жалко. И вроде жалко, и вроде нет. Будь Егорка побольше, взял бы тогда Максим его за руку и побежали бы они вместе на речку,’ на озеро —окуней жирных ловить. С Пантиской они все свободное время заняты промыслом: уйдут с удочками, ловят щук, окуней. На озере окуни темные, горбатые, по бокам у них полосы, как у тигров. Добыча Максима — подспорье в доме, а мать все равно ругается. Сама как-то открылась Сараевым еда новая: жареные грибы с рыбой. Срезала мать с крупной щуки мякоть, порубила сечкой в корыте, смеша­ ла с мелко нарезанными лисичками и котлеты состряпала —пахучие, студенистые —язык проглотишь. Щуку —ее обмануть надо, чтобы жерлицу не отхватила зубами. Крючок откусит,— где новый возьмешь? Плохо стало с крючками, нет их нигде. Одна надежда —на рыбу выменять у заезжего моториста, а мото­ ристы в Пыжино совсем заглядывать перестали. Мать начала гадать —никогда не гадала. Приходили солдатки с тоскливыми глазами, просили: — Сворожи нам, Арина. Мать не ждет, чтоб ее упрашивали, лезет в карман, что нашит у нее на заплатанной юбке, вынимает колоду, тасует, раскладывает. А глаза у 6 * .8 3