Сибирские огни, 1967, № 1
проглатывает. И тонкую косточку не выбрасывает: в ней жилка-кровинка и наваристый сок. Эх, почему же раньше ни утки, ни глухари, ни рябчи ки не казались ему такими, как это утиное крылышко? А сколько их отец добывал, и мать жарила и тушила мясо целыми латками, с лавровым ли стом и перцем. Все это было, но так давно... Из-за стола выскакивают черноголовые остячата. У стола машут хвостами-кренделями поджарые собаки: им смахивают со стола кости. На собаках топорщится шерсть. Псы ворчат, уже, готовые броситься в драку. — Цыть, окаянные! — кричит на собак Анна и раздает им пинки. — А кто за вас рожи будет крестить? —теперь орет она уже на ребят. Ох, и сердитая стала Анфимова баба. Остячата крестятся на заплесневелые, купоросно-зеленые образа, облизывая жирные губы. Крестятся все: и Пантиска, и старшие братья его —Левка с Порфилкой. За ними встает и Максим. Он замахивается на свой лоб робко, он никогда не молился до этого, но понимает, что сейчас —надо. Иначе строгая тетка Анна и кости в другой раз не даст. После того, как все помолились, Анна сказала: — Нечего попусту шляндать: ступайте старшие на охоту, а ты, Пантиска, воду носить с Максимом. Пантиска трет конопатый нос: как бы удрать незаметно? И только мать отвернулась, шепчет Максиму: — Айда. Воду посля натаскам... Они убегают, и первым делом Максим его спрашивает: — Ты разве взаправду в боженьку веришь? — Почем я знаю... Мать говорит, что бог все видит и слышит. — И моя мамка также. Только отец с ней за это знаешь как сильно ругался? — Пропал Егорша. И тятька мой следом за ним поехал, и тоже нету. — Не ври, папка не пропадет: он тайгу знает. И он лесник. — А вон и тятька едет,—спокойно, как ни в чем не бывало, сказал Пантиска. Только глаза заблестели, как у зверушки. — А мой? — вытянулся Максим, вставая на цыпочки. — Твоего не видать,—затряс головой остячонок.— Егорша, поди что, дорогой отстал: наш тятька шибко скоро на обласке ездит. Они понеслись к берегу, расшлепывая босыми ногами грязь. * Анфим показался им хмурым, сердитым. Изо рта у него торчала толстая, в палец, самокрутка. Он сосал ее, сплевывая, и молчал. Один его глаз был закрыт, другой смотрел куда-то мимо ребят, через их голо вы, в согру. И Максим, и Пантиска — каждый для себя — решили, что Анфим ждет кого-то с той стороны, куда он смотрит. Но со стороны согры никто не появлялся. Тогда Пантиска спросил: — Ты чо, тятька, долго так был? — Каргасок ездил, большой начальник искал,—не сразу сказал Анфим. — Муку узнавал? —липнул Пантиска к отцу. — Заодно и муку, паря... _ А вчерася туда дядя Андрон подался,— проговорил Максим.— Он тебе там не встрелся? — Не попадался он мне, Максимша, не видел... Анфим нагнулся —голяшки у бродней подтягивать стал, сыромят ные ремешки перевязывать... 79
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2