Сибирские огни, 1967, № 1

не ел поджаристых пышек! Пирожков, шанюжек, настоящего мягкого хлеба! В доме мука у них давно кончилась, мать послала как-то его в сельпо, но там муки им не дали. Сказали, что вышел лимит: старый завоз кончился, новый не начинался. Вот скоро притащится с паузком катер, который все называют «болиндером». Болиндер смешно хрюкает, из тру- бы у него вылетают в небо синие кольца. Максима позвала Пантискина мать. Она стояла у русской печи, опи­ ралась на сковородник, у нее на спине кофта была мокрая, лицо красное, тоже мокрое, распаренное, в муке. Жар печи обдавал ее с головы до ног. Со всех сторон обступали ее чумазые остячата. — Пришел... Ну, держи вот. Много-то нету, тоже в сусеке послед­ нюю замели. Она шлепнула ему на протянутые ладони круглую пышку, ноздрева­ тую, всю в жиру. Пышка обжигала пальцы. Максим прижал ее к живо­ ту, к рубахе, и побежал за порог. — С матерью раздели, один не Лопай! — прокричала вдогонку. «Думает, что я жадный такой... Я не такой, не думай». 4 Ночью поднялась буря, падера, как предсказывали утром на берегу Андрон с Анфимом. Максим спал на топчане у разбитого окошка, на­ крывшись старым отцовским тулупом. Он проснулся, когда в окно полоснул сырой ветер и опрокинул на мальчика пустое ведро с подоконника. Ведро перекатилось через него на пол, загрохотало, и вслед за этим пол озарила яркая белая мол­ ния. В ее ослепительном свете Максим увидел испуганно вскочившую мать. Она охнула, что-то сказала, но мальчик слов не расслышал, по­ тому что со стороны Анфимовой «юрты» саданул такой гром, как буд­ то много-много медведей враз заорали в пустые чаны, какие делает дядя Андрон. — Максимушка, встань, сынок, притвори окно дверью... той, что у крыльца остяцкого дома лежит... без петель. Уж так не хотелось Максиму выбираться из-под теплой шубы, не хотелось мочить ноги: ведь к дому Анфима Мыльжина надо бежать через лужи. Днем бы он лужи перескочил, обежал, а в темноте угодишь в грязь, и тогда на ногах опять заноют, запищат цыпки. Гром, молнии, ветер такой... Но все же он встал, захныкал. Мать подбодрила его ласко­ вым словом. В потемках Максим наступил на собачий хвост. Собака за ­ скулила, незло укусила его за ногу. — Ну, разлеглась, паразитская! — обругал он собаку и выскочил во двор. Крупно ударили по голове капли дождя, ветер ворошил что-то на чердаке Анфимова дома, наверное, бересту или фанеру. Небо было тем­ ное, непроглядное, и лишь со вспышками молний можно было разглядеть' тучи — тяжелые, мрачные, с белыми, обмахрившимися краями. Ни одной звезды не проглядывало ниоткуда. Где-то рядом ворчливо плескались валы о берег, ветер свистел в согре и в тех березах, что росли у речки Пыжинки на поляне. Дверь ему было поднять не в силах, и он потащил ее волоком — по грязи, по воде, спотыкаясь, оскальзываясь. Днем грязь и вода не были так холодны, неприятны, как ночью. И ноги днем так не щипало от цыпок... Он все-таки дотащил дверь, сколоченную из толстых досок, и приставил ее к выбитому окну. 72