Сибирские огни, 1967, № 1

кался у порога, но вошла бабка Варвара, старая мать хромого Анфима, и первым делом турнула его взашей: — Поди-ка чо — выставился, бесстыдник! В другое бы время мальчик обиделся, передразнил бы бабку Варва­ ру как мог, а тут смолчал. Подумал, как матери больно и страшно сей­ час, и почувствовал, что кожу его покрывают пупырыши. Но далеко от хибары он не ушел: остался ждать, прислушиваться. «Был бы хоть папка дома, а то уехал на свое Окуневое...» Внутри пристройки все так же плескались голоса баб, и всесильнее стонала и охала мать. Потом она вдруг закричала без роздыху длинным отчаянным криком, захлебнулась и смолкла. Максим не слышал, чтобы люди кричали когда-нибудь таким криком, и он подумал, что мать его умерла. — Эх, мать ты наша, голубушка,—узнал он тут же голос Анфимо­ вой бабы.— Сын, и длинный, как журавель! И вслед за этим радостным, молодым и дрожащим голосом Анны прорезался хриплый ребячий плач. «Вот и братик родился»—подумал Максим без радости и тихо пошел от хибарки к воде. За огородами набухала цветом рябина, выметывала белые кисти черемуха. На прясле сидел скворец и чистил желтым клювом под кры­ лышком. За амбаром пробежала серая длинномордая крыса. Максим хотел пойти посмотреть, куда она скрылась, но передумал... К полудню сыновья остяка Анфима пригнали полную лодку рубле­ ного сухостоя. Лодка была перегружена и не могла подойти к берегу вплоть. Носом она зацепила мель, и Максим бросился помогать заводить лодку к причалу. Низко над головой прбсвистела стайка чирков. — Соли на хвост! Эх, паря,—сказал старший Пантискин брат Лев­ ка, перешагивая за борт в бахилах. Левка сильно тянул лодку с кормы, средний из братьев, Порфилка, пихался шестом, Пантиска —гребью. Кое-как лодку развернули бортом, стали перебрасывать дрова на сухое. Максим от старанья ободрал руки, поцарапал кожу на животе, но азарт помогать старшим был так у него велик, что он даже не обращал внимания на ссадины. Старшие сыновья Анфима остались на берегу курить и перематывать портянки, а Пантиску Максим утащил с собой. Пантиска был черноволосый, как головешка, а глаза у него были «простокишные», как говорила бабка Варвара. Цвет глаз достался ему, наверно, от матери: Анна у Анфима голубоглазая, светловолосая. От ма­ тери, русской бабы, и веснушки ему перешли. Но конопатки —веснушки у Пантиски лишь к носу налипли, а у Максима все лицо как семенем конопляным усеяно. — Слышь-ка, у нас братик родился,—гордо сказал Максим, заска­ кивая вперед Пантиски. — Ишь ты, ладом твой отец постарался! —Пантиска сунул кулаком в Максимов живот.— В нашей избе тоже все мужики. Отец девок не любит. — Пошто? — раздумывает, недоумевает Максим. — Толку с них! —Пантиска машет рукой и кругло, как бурундук, надувает щеки.—Мужик —охотник, рыбак. И на покос его — куда хошь. ^ б 3 б 3 — Небось, вон сказывали, бабка Варвара ваша всю жизнь зверей промышляла. Не худьше, сказывали, всякого мужика,—возразил Мак­ сим. 69