Сибирские огни, 1967, № 1

ласковый, нежный. Анфим от такого дива криком со сна зашелся, всех своих ребятишек побудил и бабу. Баба у него русская, темная, набож­ ная, да и Анфим крещен, но в бога верит середка на половинку. Тут же он рассказал своей бабе про дивный и страшный сон. «Худо будет: кто-то помрет у нас»,— оробела Анна, Анфимова баба. «Да подь ты к бесу!» — выругался Анфим. А баба ему опять: «Ну, не у нас в родове погинет, так кто-нибудь в Пыжино... Скажи потом, вру». Утром Анфим Мыльжин не утерпел рассказать про свой сон на сель­ повской засольной. Бондарь Андрон, партиец, обсмеял его, и остяк оби­ делся. А теперь вот сам вспомнил об этом, смеется и фыркает. — Знаешь, об чем я все думаю? — сказал погодя Андрон.— Егорша Сараев из ума не выходит. Семь ден минуло, другая неделя пошла... В такую воду — кака там рыба ему? — Однако правда. Долго сидит на озере Егорша Сараев, давно воз- вернуться пора. Баба его совсем плохой: скоро рожать ей, паря... Поди- ка, хлеб у Егорши кончался, и рыба не ловится, не иматся. — Так и есть. Погодить да искать надо.-—Бондарь свел и развел колени, поставил бродни ступня к ступне. Остяк Анфим долго слюнил новую самокрутку, мелко покусывая желтыми большими зубами мокрый край газетки. — Хотел я нонче Максимшу Сараева, варнака, отмутузить... Убег от меня, от хромого,— сказал Анфим. — Это за што ж ты его? — оборотился бондарь. — А порох стащили —Максим да Пантиска мой. И за баней стреля­ ли из самопалов... Беда, каки озорны растут! Своему я ладом нажег, бу­ дет помнить. — Егорша Сараев не бьет детей,—упрекнул Анфима Андрон. — У Егорши покуда один, а я наплодил семерых. Пускай путем привыкают жить... Однако в юртах кто нас с Егоршей добрее? Мы с ним похожи, Егорша мне сам лонись говорил. Андрон усмехнулся с грустью. — Похожа свинья на быка, только шерсть не така... Падера в ночь не ударила бы, холера. Как ты думашь, Анфим? Остяк оглядел небо, втянул ноздрями сыреющий воздух. — Будет падера, паря... Из тумана проглянуло солнце, облило желтым рябое лицо Анфима, он по-кошачьи зажмурился и, кажется, задремал. Бондарь сполз с бревна на траву, навалился сутулой спиной на шершавую стволину. Курит, глотает дым большими затяжками, стирает губ рукавом табачные крошки. Так прошло у них сколько-то молчаливых, тихих минут. В стороне заплескалась вода: кто-то брел к ним. Анфим очнулся,, торвал от хилой груди подбородок, скосился, глянул темным зрачком в узкую щелку. По отмели шел к ним мальчонок, лет так восьми, в подвернутых о колен штанишках: то высоко ноги поднимет, то бороздит ими воду, урлит — брызги в стороны. Кудлатая, нестриженая головенка красная, медная, склонилась через плечо к воде и что-то высматривает: жучков каких или рыбок. Серая рубашонка от подола до ворота в нашлепах рязи, и весь мальчонка до ушей мокрый, забрызганный. 5 Сибирские огни № I 65