Сибирские огни, 1967, № 1

Марков: Слушаюсь-с... Утром я и взыскатель Ханин прибыли в дом господина Венецианова с описью. Начали без хозяина: они-с убыли на прогулку... Той минутой под окном забил колокольчик. Я подтянулся через подоконник: шляпа кучера с павлиньим пером, экипаж, а в две­ рях нашей комнаты — они-с, господин Венецианов. «Грабите, значит, помаленьку?» И сразу же, как были в николаевской шинели, садятся на тафту и —дерг сапожок с ноги. «Может, и эту вешицу поставите в протокол? Или вот эту?» И начинают снимать шинелку. Положеньице, как сами понимаете, прещекотливое. Беру со стола все, что угодило в опись —трость, будильник, статуэтку дамы в полнейшем неглиже, но в перчатках, н-да-с, и на скорой ноге через порог в комнату с красным ковром. Слышу со спины: «Вон, кислая панихида! Вон!». Председательствующий: Это — в ваш адрес? Марков: Никак нет-с: панихидой господин Венецианов называли Ханина. Засим воспоследовала длинная тирада. Сказавши Ханину «Вон!», господин Венецианов стали изливать гнев в непечатных выра­ жениях. Ханин крикнул мне через открытую дверь каким-то не своим, задавленным голосом: «Слышите, господин пристав? Слышите?». Тут стало тихо. Очень тихо. Я даже обернулся на эту тишину. И вот тог­ да-то ухнул выстрел. А как только Ханин вбежал ко мне — еще два. Два кряду. Ханин зажал шею вот так, обеими ладонями враз, и тихо, будто на духу: «Ой, он меня убил». И стал салиться на пол...42 Ленин был на процессе Венецианова, наблюдал из публики за пе­ рипетиям» поединка защиты и обвинения. Что он увидел? Купец под горячую руку прогнал с дрожжевого завода, что со­ держал в Самаре, рабочего Ханина, отказал ему в расчете, а когда по жалобе Ханина суд присудил ничтожное возмещение, пристрелил ра- бочего-взыскателя. Обвинение это стояло неколебимо как монумент. Но адвокатов убийцы это никак не смущало. Я не оговорился: адвокатов. Бальбу в Риме защищали Цицерон, Красе и Помпей, Венецианова в Самаре—1 Позерн, Брокмиллер и... Венецианов, сын обвиняемого, присяжный по­ веренный Казанской судебной палаты. Ленину доводилось защищать двух и даже трех подсудимых в од­ ном процессе — по делу о краже стальных рельсов у купца Духимова и чугунного колеса у купчихи Бахаревой, за его щитом стояли самар- цы Алашеев, Карташев, Перушкин; по делу о покушении на кражу хлеба из амбара кулака Кривякова за его щитом стоял чернорабочий Красильников, крестьяне Уждин и Зайцев. Но чтобы вот так, в числе трех на стороне одного... Такого и вообще-то не бывало в Самаре. В книжках, которые Ленин штудировал перед испытаниями за высшую школу права, было немало лестного и о российской защите и о российских защитниках. Должность адвоката — истина. Ради ее тор­ жества, а не ради выигрыша дела для доверителя, обнажает защитник свое полемическое оружие. Он свободен, как птица в воздушном океа­ не. Независимость адвоката — это его и право и обязанность. Он по- особенному чист и порядочен. Честности в общепринятом значении ему мало, он доводит ее до щепетильности... Но были и другие оценки. Адвокатура — и российская и чужестранная— дает пример цинич­ ного прелюбодеяния мысли. Адвокат —циник и флюгер. Он стоит за все. И потому, что стоит за все, он не стоит ни за что, ни во что не ве­ рит и готов верить во что угодно. Когда нужно, заговорит словами евангелия, когда нужно, выступит с насмешкой Вольтера. В науке пра­ ва он видит арсенал доводов, приложимых к самым противоположным 4 * 51