Сибирские огни, 1967, № 1
нов состоит помощником, так же об этом просит и готов принять сам поручительство. Зная Вас как человека, всегда готового оказать по сильную помощь страдающим, если обстоятельства это позволяют, я и решился просить Вас не отказать в содействии и Ульянову к освобожде нию его, с поручительством матери или г. Волкенштейна. Прошу принять уверение в совершенном моем уважении и пре данности. В. Люстих»д. А вот ответ Зволянского Люстиху: «М. Г. Вильгельм Осипович! Вследствие письма от 27 минувшего мая имею честь уведомить, что вопрос об освобождении из-под стражи привлеченного к дозна нию по делу политического характера помощника присяжного поверен ного Владимира Ульянова уже неоднократно был возбуждаем его ма терью, тем не менее, ни жандармское управление, ни прокурорским над зор не признали возможным, по обстоятельствам дела, сделать что-либо в этом отношении. В настоящее время дознание об Ульянове производ ством уже закончено и находится в рассмотрении министерства юстиции. Примите, м. г., уверение в совершенном почтении и проч. С. Зволянский»10. Уже простое соседство слов «на поручительство» и «государствен ный преступник» грозило собрать над головой Волкенштейна черные тучи. Ведь он знал, как тяжко лежало обвинение Ленина на весах пра ва — и просил, готов был принять поручительство. Знать и просить — это защищать. Волкенштейн защищал. Самарское дело Волкенштейна было ветвью петербургского, сго ревшего в революцию, и потому в какой-то мере восполняло эту утра ту. В столице, говорили бумаги, он был помощником у С. И Езерского, адвоката, честного до курьезов, безмерно смелого и умного. Школа С. И. Езерского подавала голос за утверждение: Волкенштейн мог вы ступать с защитами по делам о заговорах и смутах, а Ленин, соот ветственно,— готовить эти защиты. Косвенное подтверждение полу чала в бумагах и догадка о том, что, направляясь в Петербург, Владимир Ильич имел рекомендательное письмо Хардина к Волкен- штейну. Полной и неподступной тайной оставалась лишь истинная цель приезда Волкенштейна в Самару. 4 Глубокой осенью, когда по красным, посыпанным битым кирпичом дорожкам садов и парков Москвы ветер гонял снеговую дробь и тем ные волглые листья, я отправился к Волкен'штейну Конечно, не к то му, не к принципалу Ленина — к его сыну. Первые слова — и первое открытие: мы уже давно знакомы. В годы двадцатые, комсомольские в родном своем рабочем поселке я попал как-то в артисты с несложной 24
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2