Сибирские огни, 1967, № 1

я жить начинал с опасенья, что дед улизнет от меня. Из комнаты в комнату, следом, ладошки продев под кушак и брови насупив, за дедом ходил, от него — ни на шаг. Удел мой за чаем решался. Мать — издали: — Встал до зари... Возьми уж! — И дед соглашался: — Ин быть по сему! Собери! Шли городом делать покупки, не чуя от гордости ног, я — в шубке, а дед — в полушубке, и следом — дворняга-щенок. Мой дед, торговавшийся яро, подобранный, настороже, у баб за версту от базара о ценах справлялся уже. Вот синяя вывеска — «СМЫЧКА», за ней золотая— «ГОСТОРГ». Вот площадь, собой невеличка, да шумный на площади торг. Где дух самогона, с пельменным мешаясь, стоит над толпой — на месте своем неизменном, с железною кружкой слепой. Бьет лихо иной в рукавицы, Иной разминает пимы. За гирями — темные лица с подходцем: — Да нешто! Да мы... — На совесть продукт — не артельный, от собственной, значит земли!— А сам под рубахой нательной все щупает: тут ли рубли? Ерошились брови у деда. Он палкой о землю стучал и, локтем толкая соседа, чтоб слышали все, замечал: — Лабазник и есть он лабазник! И толку — что ангельский вид. Христов ли, партейный ли праздник — три шкуры содрать норовит. Расправив лопату густющеи, чуть с чернью, седой бороды, дед шел от лабазника в гущу народа, в мясные ряды. Баранью папаху завидя поеживались мясники. Но дед, за прием не в обиде, снимал рукавицу с руки. С мороза настывшие, льдинки с усов обирал не спеша, хвалил, приценяясь, грудинку: — Цена, братец, не хороша! Купить, не купить ли, решая, и выложив цену, сполна, ворчал: — У прилавка большая теперь осторожность нужна... Он мучку жевал — не горька ли? — у розвальней с парой гнедых. И, глядя на деда, смекали хозяюшки, из молодых. У рыбника — речь о засоле, о том, что задохлась икра. Про клюкву: — Сидел на ней, что ли? Не клюква — одна кожура! — Да что ты, крещеный! Мы — в бочке. Не внове нам — этим живем... — Что в туесе, бабка? — Грибочки! — С гнильцой они али с червем? — Контроль это, бабка, не шалость! И делу грибному учил. И та, наконец, соглашалась: — Тебя бы так червь проточил!