Сибирские огни, 1967, № 1

зал, что в морозы их тут не оставят — переведут на Усть-Ямы. Там много народу зимой, а по весне стадо опять перебросят сюда, на бога­ тые пастбища. Мать ходила следом за важным начальником, убирала с дороги ведра, отодвигала кормушки: все боялась, как бы в глаза что плохой не бросилось. ~ , Еще начальник им передал, что скоро здесь появится фельдшер — кастрировать молодняк. А больших свиней будут колоть и отправлять мясо рабочим леспромхоза к октябрьским праздникам. Приехал коновал-фельдшер — высокий, рукастый, с маленьким чемоданчиком. Мать нагрела ему горячей воды, он вынул блестящий ножичек, моточек тонких шелковых ниток, распоряжался, покрики­ вал на Пылосова, на' мать, на деда Зиновия. Боровков валили на спину, раздирали им ноги, истошный визг не смолкал ни на минуту. Пахло йодом. Все суетились, бегали, вертелись вокруг фельдшера-коновала, а он держал перед собой окровавлен­ ные, перепачканные йодом руки, бросал матерки налево, направо и снова резал, резал. Поначалу фельдшер показался Максиму страшным: таких людей он еще не видел. Но сели за стол, фельдшер налил мужикам понемно­ гу спирту, мать поставила сковородку в обхват, на которой шипели, ношкваркивали, как спеченная рыбья икра, поросячьи обрезки. Коно­ вал во все лицо улыбался, облизывал губы и первым поддел с краю полную ложку жаркого. Сейчас это был вовсе не злой человек: будто не он какое-то время назад держал от крови красные руки и резал свиные зады острым блестящим ножом. — Вкусная штука.— сказал, прожевывая, коновал-фельдшер.— Но больше свиных люблю бараньи... Ты что, хозяйка, не пробуешь? Мать отвернулась, прикрывая рот: — Спасибо скажите — нажарила хоть. , — С голоду умирала — не стала бы есть? — оторвался от сково­ родки фельдшер. — Не знаю... — Ну и напрасно, совершенно напрасно: глупости это... Давай, Максим, навертывай. Мальчик осмелился: ему понравилось. «Всегда эта мать что-нибудь выдумает». С первым снегом стали колоть свиней. Пылосов выбрал двадцать четыре. Свиньи вели себя беспокойно: чувствовали смертушку, как сказала, глядючи на них, мать. Максим оттаскивал ведра с густой ды­ мящейся кровью. Кровь наплескалась ему на опорки, застыла черны­ ми, жирными брызгами. Жареной кровью потом мать будет начинять колбасу с чесноком. Пылосов с дедом Зиновием только пыхтели. Пылосов уж дважды подставлял ковш под бьющую струю крови и пил ее, передавая ковш деду Зиновию, и тот прикладывался и смахивал с губ красную пену рукавом телогрейки. От всех этих картин Максим не чувствовал страха, но внутри у не­ го что-то замерло, сжалось. Он тоже работал молча, почти со стара­ нием но когда Пылосов и Зиновий перешагнули в клетку, где лежал Васька-боров, мальчик не выдержал и сказал матери: — Не буду глядеть, как Ваську-борова... Васька-боров свирепо выставил клыки и сердито захрюкал. Мужи­ ки остоповали перед ним. Пылосов велел деду Зиновию нести ружье... 139