Сибирские огни, 1967, № 1
пощекочут пузо. Максим задрал голову и глядел на жаркие, все еще не потухшие облака. * — Облака твердые,— сказал он, и голос его перехватило от ра дости. — А ты их щупал? — скосил на него насмешливый глаз дед Зи новий. — Да вы поглядите,— вытянул руку Максим. — Мудруешь.— Дед пошел к себе в избу.— Раньше, мотри, поды майся, а то опоздаем... 5 Кажется, никогда Максим не вставал так, как в это утро. Было раным-рано, солнце лишь только проклюнулось: разметало зарю, а само еще копошится где-то за лесом. Как росток весной; он уж и землю поднял бугорком над собой, а самого еще не видать. И вот оно поднимается, солнце! Огромное, лысое, красное. Пока выбирается из колючих, острых, как зубья пилы, вершин, на него мож но смотреть сколько влезет. Во все глаза гляди, не прикрываясь, не морщась, не отворачиваясь. Но стоит солнцу подняться надлесом, и уж больно глазам, и уже не понять, какого оно цвета, солнце,— красного, желтого, белого? А тишина — слышно, как стукает сердце: тук-тук, тук-тук! Где же ветер? Туман над рекой не движется, тайга молчит, будто тоже смот рит, как поднимается солнце. Свиньи в загоне тоже еще все дрыхнут: не визжат, не тычутся рылами в двери. Ух, и рань! Постой-ка, кто-то вон там жужжит, в кусту... А, муха зеленая в сети попалась. Паук при таился, смотрит сверху и ждет. В ячейках паучьей сети оранжевыми глазками горит на солнце роса. Она дрожит от мушиных рывков, и так зто все красиво — глаз оторвать нельзя. — Пробудился — айда,— слышит Максим голос и оборачивается: дед Зиновий с ружьем за плечами, с пустым мешком на веревочных лямках, стоит, как старый, но еще крепкий груздь. — А ветра может не быть,— произносит тихо Максим. — Это, Максимка, как ему вздумается: схочет — по уху даст, схо- чет — по перешнице. Потому как ветром мы с тобой не распоряжаемся. Они вынули из ловушек двух косачей и трех глухарок. Глухарок нес сам дед Зиновий, потому что они были тяжелее. Максим помогал тащить косачей: взял за ноги и перекинул за спину. Косачикые красно бровые головы болтаются ниже спины... А хвоей пахнет, смолой, багульником! А брусники по гривам — красным-красно! И никто ее здесь не собирает, и уйдет она вся под снег — аж досада берет. Брусники этой кругом завались. Дед Зиновий дал Сараевым копалуху-глухарку, мать для виду от казывалась: — Ты нам лучше маленького,— показывала на косача. Максим общипал копалуху, раскидал по ветру серые перья. — Ты ветра ждал, вот он — лови его в горсть да в карман. Дед ухмылялся, спина его парилась, просыхала на солнце. В день, когда был первый заморозок, приехал к ним на Шестой ¡важный начальник, хозяин всех пыжинских лесоточек и плотбищ. У него был конь под богатым седлом. Он хвалил мать за работу и ска- Д38
Made with FlippingBook
RkJQdWJsaXNoZXIy MTY3OTQ2