Сибирские огни, 1967, № 1

самый противный... И будет ли пароход к ночи? К ночи бы самый раз: ночью до Каргаска, а там, утречком, чуть свет, на почтовом катере до Чижапки». Щукотько задерживался, и это его раздражало. По дороге из Пыжино пришлось разуваться, штаны снимать — пе­ ребродить речушки Малю, Твегус, Капшар Жалили комары, пауты, на­ седали со всех сторон. Дегтем Гаврила Титыч не мазался — провоня­ ешь, потом как в постель к бабе ложиться? Была у него солдатка вЕре- мино — завмагазином Дейка Махотская... Дегтем Щукотько не мазался, а больше от гнуса мазаться было нечем. Пока шел кустами, березняком, талинником да черемушником, где все переплелось, перепуталось, где ветер шумел только над головой, не­ вмоготу было. И ожил, свободно вздохнул, бегом побежал, когда пута­ ница зеленых зарослей осталась у него за спиной, а перед липом от­ крылись пески с травкой-муравкой, сора, озера в косматых гривах гу­ стой осоки. За сорами, озерами — лес, там деревня Сосновка, длинная, в одну улицу, крутоярье и ветряк на пригорке Слева, сразу от тальни­ ка, бросалось раздолье Оби, маячил на той стороне пристанский домик, белые створы были четко видны, а перед ним, вот уже рядом, на пес­ чано-зеленой поляне, открытой ветрам, стояча кучка домов —Дергачи. Ветер прогнал комаров.. Кружили теперь только редкие пауты: им в силу было преодолеть ветер. Но и пауты скоро отстали. Гаврила Тн- тыч подумал, что ветер и вправду сильный- на Оби плескунец только под берегом, а дальше, к середине, уж белогривые волны ходят. Обес­ покоенный, он направился к дому бакенщика, к старику Маковею Зублеву. Маковей Зублев был бородат, как все кержаки, и, почти как все кержаки, в давние времена жил богато: имел много коней, всякой ско­ тины и никаким промыслом, кроме рыбалки и скоговодчества, не за­ нимался. В тридцать втором его раскулачили: взяии коней, скотину, остави­ ли коровенку с телком. Маковей заделался бакенщиком и перевозчи­ ком. Бакенщика работа нехлопотная, но требует точности и порядка. А к точности и порядку Маковей с малых лет был приучен. Перевозчи­ ка дело куда рисковее: ветер ли там, гроза-молния, плескунец под яром, а пассажира вези — он торопится, ему некогда, и он тебе деньги платит. Мужиков возить было сподручнее, не канительно, а баб Мако­ вей не любил брать. Другая из милости просит, чуть ли не плачет, а по­ везешь— начинаются охи да ахи: волны забоялась, за борт обласка хватается. Не любил Маковей женщин и вообще с людьми был суров. Злоба таилась в нем сильная, особенно к разным начальникам — «причинда­ лам»: не мог простить за отобранное добро. Год от года старик стано­ вился черствее и сам о себе говорил, что он к людям одной стороной, а они к нему никакой. С «рыла» он драл полусотку за перевоз, а то,' смотря какой ты «наличности», и семьдесят пять лупил, не стеснялся. «Жалко? Жалкуйся сиди. Может, на бревнушке поплывешь: вон их скоко несет от Нарыма, каженный год боны возле шпалозавода рвет». Старик проводил на фронт двух своих сыновей. Не прошло и года, как ему принесли одну за другой две похоронные. Гибель сыновей чуть не свела его в могилу. Он стал еще нелюдимее и страшнее Маковей перебирал переметы, сидя на кортках, густая выбеленная бородища свисала ему на колени и мимо колен, картуз съехал на сто­ рону. Кожа на шее морщинилась, когда Маковей поднимал голову, и 133