Сибирские огни, 1967, № 1

Вбежала Калиска: — Приехал батька наш. Измотанный. Ее короткие ноги-бочоночки были в красном загаре, она тишком подошла к рябому от старости зеркалу, висевшему в простенке, под­ ставила близко мордочку, повертела головой вправо, влево и, оглянув­ шись на мачеху и увидев, что та на нее не смотрит, потрогала груди под платьем. — Была на реке? — спросила Стюра, прислушиваясь, как муж на дворе выпрягает лошадь. — Ага. — А Манефа? — С книжкой сидит. — Коров не видали? — За поскотиной вроде... — Ступай пригони. — Сроду я! Пускай Манефка идет. — Поговори—отец услышит. Калиска сквасила губы и вышла в сени. Стюра слышала, как отец поздоровался с дочерью, бросая в сенях узду. Когда он перешагнул порог, Стюра заметила, как выгорели у не­ го брови, как пропотела спина. — Домоседничаешь? — Иван Засипатыч прошел к столу.—До­ стань-ка попить. Стюра нарочно замешкалась, не заторопилась, как бывало всегда,, когда муж просил подать, принести что-нибудь, и Иван Засипатыч по­ смотрел на нее с удивлением и вопросительно. — Выпили квас-то,— сказала она тем голосом, когда у нее появ­ лялось желание немного поскрыгничать, поводить муженька за нос. Но в словах Стюры были не только эти загадочность, шутка: было в ее словах и другое — тревога, страх, и она хотела, чтобы муж услыхал и почувствовал это. Иван Засипатыч недоумевал пока, медлил, а Стюра прислушива­ лась: за ситцевой занавеской в большой комнате смолкнуло тонкое посвистывание, скрипнула кровать, и Стюра подумала: «Встает, про­ снулся и будить не надо». А на ухо шепотом сказала мужу: — Щукотько здеся... О, господи... Вспотевшее лицо Пылосова странно изменилось, брови мелко за­ дергались, короткие ресницы колюче рстали над округлившимися гла­ зами. Он поднял руку, хотел отстранить жену и встать, но не успел: гость сам вышел на кухню, стискивая ладонями узкое лицо. — Ну, так я и думал: какой ты был, такой и есть: не усох, не обни- зился, только вширь раздался. Здравствуй-ка, мил человек! Здрав­ ствуй, Иван Засипатыч! > — Садись, садись,— растерянно улыбался, волнуясь, Пылосов.— Я тоже об тебе думал, считал, что раз ты теперь большой начальник, то пузо у тебя — ног не видишь! А ты — все такой же тощёй. — Откуда ты знаешь, что я начальник? — сиял Щукотько. — Земля слухом полнится, так, что ли? «А мне про то, что слыхал о Щукотько, ни слова»,— подумала Стюра. — Ай, правда — тощёй! Кормежка плоха? — Жара сушит, да и чай я навык по-нарымски пить. А с чаю не растолстеешь,— словоохотничал гость. Стюра то кидала глаза на него, то уводила в сторону, примечала, что раньше знала за ним, какие повадки, ужимки, а в мыслях все вер- 130