Сибирские огни, 1967, № 1

как мотала она головой, не давалась. Иван Засипатыч ударил ее кула­ чищем промеж ушей. «Зло срывает. Так и надо тебе, бубнила...» ЧАСТЬ ВТОРАЯ / Анна тяпала, подбивала в огороде картошку: поработает, разогнет­ ся, возьмет с изгороди трехгранный напильник да ширк-ширк! ширк- ширк! — по светлому острию тяпки. Отвердела земля, как каменная сбилась в комок, сушит солнышко: упало с весны два дождика, только всего. Последний дождик был, когда Арина свиней на Шестой угоняла: тогда июнь подходил, а теперь уж июль мимо шагает. Сушит солныш­ ко, как со зла, печет, и если дальше так будет, то в огороде загинег все и травы в сорах не вырастут. Ни хлеба тебе, ни картошки, скотина без корма... Машет тяпкой Анна, Анфимова баба, всаживает полукруглое острие в комковатую землю — пыль выбивает. Сама вся насквозь про­ пылилась. За изгородью, за спиной у нее, жердь поскрипывала: будто ногой ее кто раскачивал, жердь. «И кто там такой чудачит? Аифим, ли чо ли, с рыбалки вернулся?» — Эй, грешница, ты чья это будешь? — окликнул ее мужичий голос. Вскинулась, разогнулась, от быстрого разгиба в поясницу коль­ нуло. Стоит перед ней по ту сторону изгороди черный длинноволосый мужичишко, ростом поменьше ее Анфима, ногу в бахиле на среднюю жердь задрал и дрыгает. Жердь поскрипывает, мужичонка посмеивает­ ся, дальше спрашивать не торопится. — Каку беду тебе надо? Выпялился, работать мешаешь. — Ну, как у вас жизнь тут катится? — Колесом, кубарем. Каждый год то кто утонет, то кто повесит­ ся,— издеваясь, сказала Анна. Человек, похожий на скворца, убрал с узенького лица улыбку. — А Пылосов-то живой? И где его дом? — Вон его дом, самый большой,— вскинула Анна тяпку.— Ходят тут всякие зубоскалы. Последних слов черный мужик, видать, не услышал: он прямехонь­ ко, через бурьян, шагал к пылосовскому дому. — Духота да пылища, хоть в этом доме квасу бы дали,— обмахи­ ваясь рукой, сказал человек, переступая порог.— Здорово, Опора! А где твой Иван свет Засипатыч? — Господи... Здравствуй, Гаврила. Вот удивил. Садись проходи... Стюру по голосу не понять: рада она гостю или нет. Провела его в комнату, где окна от жары были занавешаны черны­ ми шалями, полушалками, одеялами, посадила на табурет к столу, спустилась в погреб и вернулась с кринкои холодного квасу. — Не надо, я так, давай.—Он не дал ей переливать квас из крин­ ки в ковш, взял из рук глиняную посуду, приложился и долго пил без передыху. Пока он пил квас, Стюра ему говорила: