Сибирские огни, 1967, № 1

менялась в лице. Балалайка еще гудела в углу на лавке — измученная, истерзанная, как человек. Катерина закрыла глаза посиневшими века­ ми, кинула голову на столешницу и протяжно завыла. — Эх, жизня-я! Водки налей, водки! — Всю выпили, всю,— гладила ее Арина.— Слышишь, мальчонок мой надрывается, Максимка унять не может... Стихла бы ты, успо­ коилась. — Поди на улицу, на холод, остынь, остудись, милая,— говорила ей мать. Катерина затихла, шатаясь, пошла к постели и упала в подушку лицом. 20 Три дня подряд ел Максим красную свеклу, паренную в печке. И утром однажды открыл, что снег за стайкой, куда гоняло всех по нуж­ де, становится розовый. Это его так поразило, что он рассказал Панти- ске, и вдвоем они бегали по задворкам — за поленницами и на сумётах прожигали затейливые узоры. Как-го средь бела дня на них натолкнулась Манефа, отскокнула в сторону и застыдила: — Бессовестные, чем занимаются... Мальчишки перебрели сугроб, выскочили на дорогу и дали тягу, размахивая рваными рукавами фуфаек. Максим с тех пор стал сторониться пылосовских девчонок. Начались крещенские лютые холода, в конуры забились собаки, в избах день и ночь без устали пылали в печках дрова, таяли на глазах поленницы. Анфим перестал ездить на Обь смотреть самоловы: выжидал оттепели. Максим изредка ходил помогать матери убираться в свинарни­ ке, а больше сидел дома, на полатях или за печкой —укачивал в зыбке Егорку. Егорка меньше стал уросить: наедался. Варили теперь они го­ рошницу, толкли жмыхи —подсолнечные и льняные, варили из них ки­ сели, каши, пекли лепешки, и хоть раз в день, но ели досыта. Катерина бывала теперь здесь редко: жалела лошадь гонять по та­ кому морозу. Последний раз она наезжала в тулупе, пимах, меховой шапке. Кожа на лбу и на скулах была обморожена, почернела совсем, покоробилась, и дома она мазала лицо кротовым жиром. Дома Максим сегодня один: бабка Варвара утром еще ушла к Ан- фиму, а мать на свинарнике, ей хлопотно. В морозный, туманный день пришла в гости Манефа. Как взрослая, шаль с головы сняла, положила себе на колени. — Ох, и долгая эта зима, скучнющая,— сказала Манефа, обводя избу глазами.— В школу не ходим, а в школе бы весело было... Ты сколько классов прошел? — Нисколько... Папка только собирался в Сосновку послать...— Максим перевернул ножиком картошку, которую он нарезал ломтика­ ми и налепил на плиту. — Ху, а мы с сестрой по четыре группы прошли, в Сосновке жили V дедушки, маминого отца. Теперь нам в Большие Подъельники надо, там семилетка, а отец нас туда не пустил: далеко потому что и жить негде. Максим собрал горячие испеченные ломтики картошки, но есть не стал: положил кучкой на край плиты, где не так горячо было. — Ты пошто такой букушка? Молчишь, молчишь... Дай картошки печеной попробовать. 107