Сибирские огни, 1967, № 1

— Покличь Анфима. Скажи: Катерина зовет. «Это она мне говорит. Другому бежать кликать Анфима некому. Матери бы онй так не сказала». Максим скатился с полатей, стукнулся головой о припечек, потер макушку, надернул опорки и так побежал звать. — Опять голоушим шляндает,— проговорила Арина, досадуя и не очень досадуя, потому что из слов ее Катерина должна была понять: «И мы тут люди не лишние, и мы бываем кой на што годны». И Катерина, кажется, поняла, отодвинулась к краю стола, освобож­ дая место, уже без сердца сказала: — Садись, пропусти. Поди, уж забыла, как она пахнет? Максим вернулся краснощекий и красноухий: — Дома нету. В Дергачах, говорят. Там заночует. — С братом хотела бутылку допить, якорь его,— подняла Катери­ на плечи Она остановилась глазами на мигающем свете коптилки, закрыла глаза ладонью. — Жизня! —вырвалось у нее из груди. Катерина выпила целый стакан. Она добрела, Катерина, в раскосых прорезях глаз оживало тепло, на скулах кожа порозовела, отмякла. Неторопливо, между затяжками табака, роняла она прокуренным, про­ мороженным голосом слова, которые складывались постепенно в рас­ сказ о том, как живут они, лесорубы, в тесных бараках, как рано вста­ ют, разбирают свои топоры, лучковые пилы, запрягают коней и едут в тайгу. Из баб их двое: она да еще повариха, толстая, бочка, ходит — сиськи трясутся, а ржать начнет — окна дрожат. Баба она замужняя, да мужик у нее простуженный, кашляет, на валке замукался — валь­ щик он. Она через это с другими шурует, он бесится, вальщик... А тре­ тьего дня с горя-тоски выпил флакон йоду, совсем одурел и бился лбом о висячий замок на продуктовом складе... Привозят кино им, показы­ вают на белой стенке в бараке. Кино страшные, про то, как наши с фа­ шистами бьются. Посмотришь такое и про свою тяжкую жизнь забы­ ваешь... Катерина рассказами нагнала на Арину и бабку Варвару тоску. Да и на нее как туча нашла. Но вот она закинула за плечи волосы, так после бани и нечесанные, не прибранные, ухнула зычно, аж в углах от­ далось, сорвала со стены балалайку, стиснула струны в пучок, опустила. И ударила тут по ним звонко, с бабьей пьяной удалью. — Частушки! Ба-бы-ы... Пела она одна, никто ей не подпевал, пела больше зазорные, по­ хабные. Бабка Варвара только качала медленно головой, а глаза ее все понимали и все прошали дочери. Тень Катерины взметывалась к прокопченному потолку, закрывала собой полстены. В коптюшке чахнул и умирал огонь: скипидар догорал. Тешилась Катерина и колотила всей кистью по струнам: Милый пишет — надоели Сапоги военные. А мне тоже надоели Шмары переменные! — Н-ня, писал бы, а то не пишет. Костя твой,—тихо выговорила Варвара. — Разошлась, Катерина! Душа оттаяла.—Мать сидела напротив и кивала острым, лисьим лицом. Катерина вдруг резко остановилась, посмотрела на пальцы: из сса­ дин и ранок сочилась кровь. Она бросила балалайку, в минуту вся из- 106