Сибирские огни, 1967, № 1

19 Черная, исхудавшая, с пальцами в ссадинах и с сорванными ног­ тями, Катерина появилась на этот раз не в сумерках, как обычно, а за­ светло, принеся с собой в дом запах хвои, смолья и водки. Запаха водки Максим не слышал с того самого дня, как началась война. Когда провожали на фронт мужиков, тогда и водку в Пыжино пили в последний раз. А после о ней разве кое-когда вспоминали. Уго­ варивал как-то Анфим свою бабу, чтобы та замешала браги, но Анна, как ни была мужику послушна, наотрез отказалась: муку не хотела пе­ реводить. Катерина дышала смрадно, топала оттаявшими пимами, под тяже­ стью ее тела ходуном ходили расшатанные половицы. Она встряхивала растрепанной головой и по-мужицки бранилась. Сегодня ей все не нравилось: и как истопили баню — угарно, и как вообще ее встретили. А дома — черт ногу сломит. Бабка Варвара ее уже не трогала, словом ей не перечила: сидела себе в уголку, стучала ногтем по берестяной табакерке и отправляла в широкие ноздри табак щепоть за щепотью. И только раз, за весь вечер единственный раз, про­ тяжно чихнула. Из бани пришла Катерина без полушалка, от нее валил пар, бе­ лый, пропитанный мылом и чадом. Волосы у нее прихватило морозом: жестким конским хвостом свешивались они со спины до пояса. Она садилась к столу, а Максима дернуло за язык сказать с полатей: — А конь-то невыпряженный стоит... — Ах, туды-т-твою! — матернулась Катерина.— И не выпрягла, и пить не дала. Зачухалась! — Ты бы оделась, после бани чахотку поймашь. Заполошная. Дверь захлопнулась. Бабка Варвара пробормотала что-то еше по- остяцки и полезла в карман за табакеркой. — Горюет она, Кагеринушка,— скорбно сказала Арина.— Вот и Андрон обещался вернуться, и тоже ни слуху... — Н-ня,— поджала старушечьи губы Варвара, и в глазах ее затаи­ лась невысказанная печаль. Арина сунула руку в кровать, нашарила в изголовье карты и молча стала раскладывать их на лавке. — Слушай-ка, слушай,— вскинула белые брови мать, как только сердитая тетка вошла с улицы в избу.— Выпадает опять — живой твой мужик, ведь живой же! Не обметая снега с пимов, Катерина изломанным шагом прошла к Арине, корявой рукой сбуровила карты, смахнула их на пол. Арина испуганно отшатнулась к стене. — Ворожейка! Все брешешь мне... Съела смерть моего мужика, сои видела. Не ворожи больше. Мать обиженно собирала карты, шея ее покрылась испариной. Она сносила обиду молча: не хотела ожесточать против себя людей, которые приютили их. — Бог с тобой... Что карты мне сказывали, то и я тебе, Катерииуш- ка, говорила. Бог с тобой. По-своему укоряла Катерину бабка Варвара. Та фыркнула, раз­ драженно, сердито что-то сказала ей на своем языке. Из сказанного Арина с Максимом разобрали одно лишь слово — ругательское, пото­ му что оно было русское. Откуда-то вынырнула на стол початая бутылка водки, загремели стаканы, рукастая Катеринина тень двигалась по стене.